Аньес Мартен-Люган - У тебя все получится, дорогая моя

Злые слезы заблестели у меня в глазах.

– Чего ты добиваешься? – рявкнула я.

– Послушай, я на пределе, а ты… от тебя никакой помощи.

– А я? Ты думаешь, я не на пределе? Бьюсь за спасение нашей семьи, ты даже не представляешь… – Я закатила глаза и покачала головой. – Терплю твое безразличие, твое невнимание ко мне, к моей работе, во всему тому удивительному, что происходит со мной в Париже, у Марты. Вчера все делали мне комплименты, а ты сидел как истукан и не отрывался от телефона. Если ты в ближайшее время не одумаешься, мы врежемся в стену. А может, вообще уже слишком поздно…

Он встал, подошел ко мне, потянулся губами, но я отвернулась.

– Срочный вызов, – извинился он еще раз. – Если мне удастся все уладить, потом будет по-другому, обещаю.

– Я тебе больше не верю. Все кончено.

– Я приеду домой, как только смогу.

– Меня ты там не найдешь.

Я порылась в сумке, достала джинсы, свитер и старые кроссовки.

– Ты останешься? – спросил он.

– Еще чего! Я возвращаюсь в Париж. Последую твоему примеру, буду вкалывать.

Я заперлась в ванной и наконец-то дала волю слезам.

– Ирис, открой, пожалуйста.

– Уходи, тебя ждет клиника. Она, пожалуй, похуже любовницы!

Дверь хлопнула.

Бросив вещи в студии, я села в метро. Мне нужно было попасть в ателье, единственное место, где я смогу успокоиться. Я надеялась, что Пьер позвонит. Зря надеялась.

Увидев перед зданием мотоцикл Габриэля, я забыла о семейных проблемах. Облегчение и радость – вот что я ощутила. Плюс чувство неловкости. Я поднялась в ателье, не пытаясь узнать, работает он или находится у Марты.

Почти два часа я провела рядом со швейной машинкой. Но не включала ее и не брала в руки ткань. Ничего не шила. Вместо этого я схватила свой блокнот для эскизов и карандаш. И поняла, что разучилась рисовать. Окончательно выдохлась. Получалось, что я провожу всю свою жизнь в борьбе. С кем? С чем?

Сегодня, в таком состоянии, ничего толкового у меня не получится, это очевидно. Я закрыла ателье и пошла вниз по лестнице.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Габриэль, который как раз вышел из офиса, когда я спустилась до второго этажа.

Он выглядел не лучше меня: черты лица заострились, синяки под глазами. Таким я его видела впервые. Небритый, в джинсах, кроссовках, грубом свитере под потертым кожаным блузоном.

– Приехала поработать, – ответила я.

– Я думал, ты вернешься завтра.

– Так и предполагалось, ты не ошибся.

– Как свадьба?

Я натужно засмеялась:

– Гениально… Ладно, я, пожалуй, пойду спать. Мы вместе спустились и на улице, как два идиота, растерялись, не знали, что сказать, избегали смотреть друг на друга. Габриэль направился к мотоциклу:

– Ну… э-э-э… я пошел.

– Хорошего вечера, – ответила я.

Я робко улыбнулась и махнула ему рукой, а потом направилась к метро.

– Если бы ты не трусила, я бы предложил покататься, – произнес он вслед.

Я резко остановилась, обернулась. Он выглядел не так уверенно, как обычно.

– Давай.

Это вырвалось у меня помимо воли, мне не хотелось с ним расставаться. Он прищурился, проверяя степень моей решимости, и, похоже, результат его удовлетворил.

– Стой здесь.

Он бегом вернулся в здание и вышел оттуда через пять минут со вторым шлемом и блузоном.

Я подошла к мотоциклу. Чувствовала я себя паршиво.

– Я отношусь ко всему не слишком серьезно, но мотоцикл – исключение, так что можешь на меня положиться.

Я покивала, он улыбнулся и протянул мне куртку, я надела ее. Она оказалась точно по размеру. Я посмотрела на Габриэля, вопросительно приподняв бровь. Габриэль смущенно почесал в затылке.

– Я купил ее для тебя, знал, что в один прекрасный день ты все равно сдашься.

Я собралась ответить, но он остановил меня, подняв ладонь:

– Не говори ничего, пожалуйста… послушай меня.

Он кратко изложил основные правила безопасности, надел мне каску и проверил, хорошо ли она застегнута. Потом уселся на мотоцикл и начал внимательно меня разглядывать, наклонив голову набок.

– Тебе известно, что ты должна сейчас делать?

Он засмеялся. Я неуверенно сделала два шага, отделявшие меня от мотоцикла, оперлась на его плечо и взобралась на сиденье.

– Сядь так, чтобы тебе было удобно. Если хочешь, крепко вцепись в меня. И не забывай: ты должна повторять все мои движения, расслабиться, и все будет хорошо. O ’кей?

– Да, – пискнула я.

Я опустила щиток, а он подмигнул мне и повторил мой жест. Следуя его совету, я сжала коленями его бедра и вцепилась в талию. И сразу почувствовала себя лучше. Он запустил мотор, его рев поверг меня в ужас, жар, вылетавший из выхлопных труб, изумил, и не успела я среагировать, как мы уже ехали. К счастью, медленно. Мне было хорошо, я чувствовала себя в безопасности, уютно прижимаясь к его спине. Когда загорелся красный свет, он взял мою руку и держал ее, пока не пришло время жать на акселератор. Мы поехали. Быстро. Все быстрее и быстрее. Вот мы на набережных Сены. Мотоцикл резво лавировал между автомобилями. Меня пьянило его тело, скорость, глубинная уверенность, что я могла бы последовать за ним на край света, что это мгновение – самое прекрасное и важное в моей жизни, а все остальное не имеет значения. Когда мы снова остановились на светофоре, он поднял щиток. Я сделала то же самое.

– Ну как?

– Еще… пожалуйста.

Мотоцикл рванул вперед. Во время поездки мы были единым целым, и я испытывала от этого наслаждение.

Потом мы мчались на бешеной скорости по кольцевой автостраде, входили в крутые виражи, и в какой-то момент я заметила, что совсем стемнело.

Последний участок слалома между автомобилями на бульваре Бомарше – и Габриэль припарковался на площади Республики. Он жестом показал мне, что пора слезать, а я сумела самостоятельно снять шлем. Руки и ноги у меня дрожали – реакция на напряжение двухчасовой езды.

– Умираю с голоду, пошли поедим, – предложил он.

– Пошли.

Мы шли рядом по парижским улицам, держа в руках шлемы.

– Крутая байкерша! – съехидничал он.

Я ткнула его локтем в бок и ускорила шаг. Он расхохотался, догнал меня и взял за руку.

– Куда это ты рванула? – спросил он, продолжая смеяться.

– Понятия не имею.

– Пойдем.

Мы развернулись и вошли в “Роял Кебаб”. Там все было как положено: особый аппетитный и чуть подозрительный запах жаренной на гриле баранины, выцветшие плакаты на стенах, гирлянда лампочек над фотографией с североафриканским пейзажем, старые столы с поцарапанными пластиковыми столешницами, посетители, явно пару суток не спавшие, телевизор, показывающий футбольный матч. Мне безумно нравилось здесь, рядом с Габриэлем. Он, впрочем, оказался завсегдатаем и обнялся с хозяином. Заметив меня, тот подмигнул Габриэлю и приветственно помахал мне рукой. Габриэль обернулся: