Элиф Шафак - Честь

Поначалу Юнус собирался купить другой стеклянный шар – в нем жених и невеста, осыпаемые рисовыми хлопьями, целовались перед входом в церковь. Но потом он решил, что подобный сюжет придется Тобико не по вкусу. Она была ярой противницей браков и церквей, и, насколько мог судить Юнус, швыряние риса в воздух тоже не вызвало бы у нее восторга. Тогда он выбрал «Красавицу и Чудовище», хотя этот шар стоил дороже и ему пришлось потратить все свои сбережения.

Для Юнуса Тобико была принцессой, воплощением всех мыслимых совершенств, а сам он – чем-то вроде уродливого неуклюжего монстра. Герой сказки превратился в неотразимого красавца-мужчину, и его, Юнуса, тоже ожидает подобное превращение. Только произойдет оно не в мгновение ока, а через несколько лет. Детский свой возраст мальчуган воспринимал как заклятие и лелеял надежду, что чары развеются и он станет взрослым быстрее, чем это назначено природой.

Наивность подарка растрогала Тобико чуть не до слез. Сжимая нарядный шар ладонями, словно птенца, она выдохнула:

– Фантастика!

Юнус просиял. Теперь он не сомневался: день, когда они поженятся, не за горами.

– Что там за фантастика? – раздался с другого конца комнаты голос Капитана.

Тобико не ответила.

Радость, бушевавшая в душе Юнуса, все росла и росла, она выплеснулась наружу и, превратившись в неудержимый поток, подхватила и унесла прочь этот старый дом с паутиной по углам, изъеденную жучком мебель, горящие свечи, вокруг которых плясали мошки, а главное, всех его потенциальных соперников, претендующих на сердце его избранницы.

Вечер продолжался. Наступил черед танцев под музыку «Clash», «Cockney Rejects» и «Sex Pistols» и именинного торта – бананово-шоколадного, с гашишем. Свечей на торте не было, так что Тобико не пришлось их задувать, но горевшие над столом разноцветные фонарики, украденные кем-то в супермаркете, создавали праздничную атмосферу.

Юнус уже не считал, сколько раз прикладывался к чужим стаканам с пивом. Что касается подозрительного торта, он съел несколько кусков. Голова у него не кружилась, но желудок неприятно сжимался. Прилагая отчаянные усилия, чтобы удержать рвотные позывы, он сидел, привалившись к стене и глядя прямо перед собой. В мерцающем свете свечей он разглядел на стене картину, которую не видел раньше. Это был портрет широкоплечего мужчины с крупным носом, седоватой бородой и пышной гривой, которую неплохо было бы причесать. Так как сегодня был день рождения Тобико, Юнус решил, что портрет появился на стене именно в связи с этим событием.

– Это твой дедушка? – спросил он, указывая на бородатого мужчину.

Прежде чем Тобико успела понять, о чем он говорит, парень с косичками-дредами, сидевший неподалеку, повернулся к остальным и заорал:

– Послушайте, малец решил, что Карл Маркс – ее дедушка!

По комнате прокатилась волна смеха.

– Карл Маркс – наш общий дедушка! – раздался чей-то веселый голос.

– Наш общий дедушка, который поможет нам изменить этот мир! – заявил Капитан.

Осознав, что сморозил невероятную глупость, Юнус вспыхнул до ушей. Но все же он решил, что последнее слово не должно оставаться за Капитаном.

– По-моему, он слишком старый для этого, – произнес он чуть дрогнувшим голосом.

– Он стар и потому мудр, – последовал ответ.

– Но он толстый и лохматый, – не унимался Юнус.

Последовал новый взрыв смеха, но Капитан внезапно стал серьезным, глаза его угрожающе прищурились.

– Приятель, тебе следует отзываться о нем более уважительно. Тем более что Карл Маркс – твой союзник. Он отстаивал права таких, как ты.

– Он что, был турком? – вырвалось у Юнуса.

Все так и покатились со смеху. Вытирая выступившие от смеха слезы и постанывая от удовольствия, зрители ожидали продолжения шоу.

– Под такими, как ты, я имел в виду неимущих, – пояснил Капитан.

– А кто такие неимущие? – спросил вконец озадаченный Юнус.

– Неимущие – это люди, которые лишены того, что принадлежит им по праву. И в результате имущие владеют тем, на что не имеют никаких прав.

Юнус сосредоточенно сдвинул брови и прикусил губу.

– Ни один вид, проживающий на земле, не может сравниться с человеком по части жестокости, жадности и надменности, – все больше входил в раж Капитан. – Вся капиталистическая система построена на систематической эксплуатации неимущих. Я, ты, мой юный друг, мы все здесь – неимущие! Соль земли! Великая немытая голытьба!

– Мама всегда поддерживает чистоту в доме, – пробормотал Юнус. Никакого другого аргумента он найти не смог.

Снова раздался смех, но на это раз не такой веселый, как прежде. Теперь в этом смехе звучали жалость и сочувствие.

Но Капитан, севший на своего любимого конька, не заметил, что настроение его слушателей изменилось.

– Пойми же наконец, парень, – продолжал он, – эксплуататоры угнетают твоих родителей и заставляют их вкалывать до седьмого пота, а сами набивают свои карманы!

Юнус вскочил на дрожащие ноги:

– Никто моих родителей не угнетает, и меня тоже. Мой брат – боксер, и он сумеет за нас постоять!

Юнусом двигала не только гордость. Никогда раньше ему и в голову не приходило, что его семья бедна. Конечно, мама частенько жаловалась, что им трудно свести концы с концами. Но никто у них дома не говорил, что они какие-то там неимущие, угнетенные, и тем более не употреблял неблагозвучное слово «голытьба».

На этот раз никто не засмеялся. За окнами темнела ночь. В нескольких кварталах отсюда Пимби стояла у кухонного окна, смотрела на улицу, слабо освещенную фонарем, и изнывала от тревоги за младшего сына. Одиночество и тоска окружали ее плотной оболочкой, словно стеклянный шар – фигурки сказочных персонажей.

– Ладно, приятель, я не хотел тебя обидеть. – Капитан улыбнулся, чтобы следующая его фраза не прозвучала как упрек: – Просто ты еще слишком мал для серьезных разговоров!

Эти слова заключали в себе все, что Юнус ненавидел: намек на его малолетство, глупость и невозможность завоевать любовь Тобико. Едва сдерживая слезы, мальчик рухнул в кресло.

– Не обращай на него внимания, – прошептала Тобико. – Уже поздно. Тебе пора домой.

– Да, я пойду, – хмуро кивнул Юнус. Его желудок снова начал кувыркаться.

– Пока, зайчик.

Юнус попрощался со всеми, но не стал прикладывать правую руку к сердцу, как учили его отец и дядя. Вместо этого он растопырил средний и указательный пальцы в виде буквы «V», как это было принято у здешних обитателей. Но стоило ему сделать несколько шагов, комната начала кружиться. Не в силах предотвратить катастрофу, он без предупреждения изверг содержимое своего желудка даже не на пол – это было бы еще полбеды, – а на джинсы девушки, в которую был влюблен.