Элиф Шафак - Честь

В ту ночь он снова описался.

Ближе к вечеру Джамиля отправилась в лес собирать хворост. На обратном пути она присела на камень и задумалась. За пояс у нее было заткнуто письмо, и сейчас она вытащила его и принялась скользить по строчкам невидящим взглядом, словно надеясь, что они исчезнут. Но в отличие от кошмаров, преследующих ее во сне, письмо было реальным. Оно было таким же реальным и таким же зловещим, как горы, обступившие ее со всех сторон. Джамиля в очередной раз принялась читать:

Джамиля, дорогая моя сестра!

Наверное, за эти годы я послала тебе не меньше сотни писем. У меня бывали хорошие дни и бывали дурные дни. Но ни одно из писем я не писала с таким трудом, как это. Сестра, я встретила другого мужчину. Прошу тебя, не спеши осуждать. Дай мне шанс объяснить, что произошло, хотя я не вполне уверена, что понимаю это сама. Только тебе одной я могу довериться. Больше никто не знает. Я схожу с ума от страха. И в то же время меня переполняют радость и надежда. Как это может быть?

Раньше я думала, что мое сердце высохло, словно кусок кожи, слишком долго пролежавший на солнце. Думала, что не способна любить никого, за исключением тебя и моих детей. Но когда я встретила его, все изменилось. Теперь мне кажется, будто я знала его целую вечность. Мои чувства невозможно передать словами. Я пыталась не думать о нем, но у меня ничего не получилось.

Представляешь, он повар. Как и ты, он понимает язык трав и специй. Он не похож на всех прочих жителей Лондона. Здесь все люди на что-то злятся, но он не злится никогда. Он говорит, что только очень терпеливый человек может работать поваром. Он жил во многих странах, но ни одну из них не считает родной. Возможно, он носит свой дом на спине, как черепаха.

Я знаю, что ты сейчас в ужасе. Знаю, что ты хочешь мне сказать: это позор. Призрак мамы будет вечно преследовать и укорять меня. Призрак папы тоже.

«Я бы предпочел, чтобы дочь моя бросилась в Евфрат, но не покрыла себя позором». Так он сказал, когда сбежала Хейди. Помнишь?

Но скажи мне, если человек выучил алфавит, можно ли запретить ему читать? Стоит женщине попробовать эликсир любви, ее начинает томить жажда. Раз увидев собственное отражение в глазах любимого, становишься иной. Прежде я была слепа, а теперь прозрела. Яркий свет страшит меня, но я не хочу больше жить, как крот. С меня довольно.

Моя дорогая, моя любимая сестра, я не прошу тебя простить меня, – возможно, твое сердце наложит на это запрет. Я прошу лишь не лишать меня своей любви. Ни сейчас, ни потом. Я тоже буду любить тебя. Всегда, что бы ни случилось…

Пимби сошла с ума, решила Джамиля. Любовь – это загадочная стихия, которая лишает человека сил и рассудка, делает его глухим к доводам здравого смысла. Эдиму, похоже, наплевать, что творится с женой, но все прочие – соседи, друзья, родственники с той и другой стороны – налетят на Пимби, как стая ворон. Даже если она сумеет получить развод, вряд ли этот повар, человек без корней, без роду и племени, согласится немедленно жениться на ней и тем самым положить конец пересудам. К тому же он, судя по всему, иноверец, христианин, а это усугубляет проблему. Чем больше Джамиля размышляла, тем отчетливее понимала: сестра попала в беду. И для того чтобы спасти Пимби, необходимо быть с ней рядом. Она, Джамиля, должна защитить свою сестру от клеветы и позора. Должна защитить Пимби от самой Пимби, если это потребуется.

Придавленная не столько вязанкой хвороста, которую она несла на спине, сколько грузом тяжелых мыслей, Джамиля доплелась до своей хижины. Сложив хворост у очага, она перевела дыхание и только тут краешком глаза заметила, что контрабандиста нет на диване. Несколько недель она ухаживала за ним как за родным, и вот он наконец смог встать на ноги. Она с улыбкой повернулась, и взгляд ее наткнулся на винтовку, которую он держал в руках.

– У такой женщины, как ты, наверняка кое-что припрятано на черный день, – сказал он, наставив на нее дуло. – Покажи мне, где твой тайник.

– Что я могу прятать? Я простая повитуха, и со мной редко расплачиваются деньгами.

На долю мгновения ей показалось, что слова ее убедили контрабандиста. Но все же он сказал:

– Ладно, посмотрим. Веди меня в погреб.

– Что?

У Джамили перехватило дыхание. Откуда он узнал про погреб?

– В погребе ничего нет. Только всякий старый хлам.

– Вот и покажи мне этот хлам, – бросил он.

Вены на его висках вздулись, глаза налились кровью.

– Идем, хватит тянуть время, – скомандовал контрабандист.

Тело Джамили, не привыкшее выполнять чужие приказы, внезапно стало непослушным.

– Давай пошевеливайся, или я прострелю тебе голову и скормлю твои потроха собакам, – прошипел контрабандист. – Все равно я спущусь в твой погреб.

Джамиля скатала ковер, открыла дверь-люк и отступила, давая дорогу контрабандисту.

– Нет, – покачал головой он. – Мы спустимся туда вместе. Ты первая. Подожди-ка…

Он вытащил веревку и стянул ей руки так, чтобы она могла двигать ими, но не могла развязать узел.

– Я не смогу спуститься по лестнице со связанными руками, – сказала Джамиля.

– Ничего, ты ловкая. Как-нибудь спустишься.

Уцепившись за верхнюю ступеньку и с трудом удерживая равновесие, Джамиля начала медленно спускаться. Он следовал за ней. Она чувствовала, что не до конца зажившие раны причиняют ему боль. Но охватившая его алчность была сильнее боли.

– Чем это здесь так воняет? – проворчал он и сморщился, словно подавляя рвотный позыв.

Впервые за многие годы Джамиля ощутила витавший в погребе запах, пронзительный и острый.

– Ну у тебя и хозяйство! – воскликнул контрабандист, оглядываясь по сторонам. Он взял банку с горчичными семенами и удивленно потряс ее. – Я так и знал. Ты ведьма. Давай, показывай свои сокровища.

– Нет у меня никаких сокровищ. Только травы и камни. Я готовлю из них снадобья. Если ты помнишь, эти снадобья тебя исцелили.

– Ты же сама сказала, только Аллах способен сохранить человеку жизнь, – ухмыльнулся он. – И ты совершенно права. Только Бог решает, жить человеку или умереть. Он много раз спасал меня. Люди, которые не испытали и половины того, что выпало на мою долю, давно мертвы. Но я жив. Такова воля Аллаха.

Он толкнул ее дулом винтовки так, что она потеряла равновесие и едва не упала.

– Интересно, какова ты на вкус, – сказал он, приближаясь и пожирая глазами ее бедра и груди. – Ты ведь никогда не знала мужчины – верно? Бедняга. Может, покончив с делом, я отблагодарю тебя как следует, повитуха-девственница.

Повернувшись к Джамиле спиной, контрабандист принялся обыскивать погреб. Он разбивал горшки, высыпал на пол содержимое банок и коробок, заглядывал в кувшины. Джамиля лихорадочно соображала, что делать. Бриллиант в перламутровой коробочке лежал на полке.