Элиф Шафак - Честь

Я спросил у Кэти, где ванная. Вымыл руки. Отражение в зеркале было таким же, как вчера. Таким же, как раньше. Я ожидал, что мое лицо, мои глаза как-то изменятся. Но они остались прежними. Я снова вымыл руки. Я тер их изо всех сил. Мыло пахло розой. Я открыл стенной шкафчик и обнаружил бутылку с отбеливателем. На бутылке была изображена хорошенькая домохозяйка. Она радостно улыбалась, демонстрируя белоснежные зубы. Я налил отбеливателя себе на руки. Ладони мои были порезаны в нескольких местах, и я едва не взвыл от боли. Закусив губу, я опять принялся тереть руки. Под ногтями что-то темнело. Грязь? Краска? Кровь? Мне никак не удавалось это смыть.

Кэти вошла в ванную и спросила, почему я так долго вожусь. Она обняла меня, любуясь нашим общим отражением. В зеркале мы были все вместе: я, она, наш ребенок. Она расплылась в гордой улыбке. Про себя я отметил, что она похожа на девушку с бутылки с отбеливателем. Обе лучились радостью.

Кэти закрыла кран:

– Хватит плескаться, любовь моя. По-моему, ты достаточно чистый.

Мы вошли в гостиную. Мать Кэти сидела в кресле у окна и ждала нас. На ней было свободное шелковое платье с запа́хом, в вырезе которого проглядывали груди. Ярко-голубое. Такие наряды я видел только по телевизору. Веснушки, сплошь усыпавшие шею женщины, походили на крошки мускатного ореха. Волосы тщательно причесаны, словно она собиралась поужинать в шикарном ресторане, но в остальном вид у нее был вполне домашний. Я старался смотреть ей в лицо и не соскальзывать взглядом ниже.

Миссис Эванс предложила мне чаю в чашке из костяного фарфора. Пирожные с фруктами. Мы ели в молчании. На стенах висели фотографии в рамках. Множество фотографий. На некоторых был отец Кэти. Он не производил впечатления человека, способного бросить семью. Миссис Эванс исподтишка наблюдала за каждым моим движением. Мне казалось, она заметила темные ободки у меня под ногтями. Я спрятал руки под стол.

– Алекс, Кэти сказала мне, что вы решили назвать ребенка Мэгги, если, конечно, это будет девочка. А если мальчик – Том.

Я повернулся к Кэти. Она отвела глаза.

– Да, что-то в этом роде, – пробормотал я.

Потом миссис Эванс спросила, готов ли я взять на себя ответственность, связанную с отцовством. Я ответил, что не знаю, но буду очень стараться.

– Увы, порой все наши старания оказываются тщетными или приводят к обратному результату, – изрекла она.

Мне показалось, эту фразу она слышала в каком-нибудь фильме. Или вычитала в книге. Она пообещала помогать нам, пока мы не встанем на ноги. Сказала, что с радостью будет заботиться о внуке, и с улыбкой добавила: «О своем первом внуке». Я заметил, что зубы у нее ровные и жемчужно-белые.

Вечером Кэти сообщила, что нам придется спать в разных комнатах. Сказала, что постелет мне на диване в гостиной. Это ненадолго, сказала она. Скоро мы поженимся и тогда будем спать в одной постели. Пока смерть не разлучит нас.

Она принесла подушку и простыни. Медленно стянула свитер. Груди у нее выросли, соски потемнели и припухли. Под кожей просвечивали голубые извивистые жилки. Она попросила меня приложить ухо к ее животу. Я послушался, но поначалу ничего не мог разобрать. А потом ощутил какое-то движение – словно кто-то потянулся со сна. Один раз, другой, третий. Это было невероятно.

Интересно, подумал я, когда мама была беременна мной, она просила папу послушать, что происходит у нее в животе?

– Прости, но мне жутко хочется спать, – сказал я, отстраняясь от Кэти.

– Да, конечно, милый, ложись.

Когда она ушла, я растянулся на диване и оглядел комнату. Тюлевые занавески, подушки из ткани в цветочек, фарфоровая ваза на каминной полке, старинные напольные часы в углу. Мне казалось, я не сомкну глаз, но, едва голова моя коснулась подушки, заснул мертвецким сном. Проснулся я на рассвете. У дивана стояла Кэти. Бледная, с выпученными от страха глазами.

– Алекс, у дверей двое полицейских, – прошептала она.

Я вскочил, взял ее голову в ладони и поцеловал, ощутив на губах вкус соли. Вкус паники.

– Они спрашивают о тебе.

Мы бесшумно выскользнули в коридор. Мать Кэти в ночной рубашке и со следами крема на лице стояла у дверей. Нижняя губа у нее дрожала. Она схватила Кэти за руку и притянула к себе, словно я был болен какой-то заразной болезнью. В окно я увидел полицейскую машину с мигалкой и двух офицеров. Один из них здорово походил на Джеймса Каллагана, только очков не хватало. Они меня пока не видели. Я велел Кэти сказать им, что одеваюсь.

Решение бежать было почти бессознательным. Я действовал, повинуясь инстинкту. Вошел в кухню, открыл дверь, выбежал в сад, перескочил сначала через одну ограду, потом через другую. Кэти еще разговаривала с полицейскими, а я уже был на другой улице.

Последний день ноября 1978 года. Я почти раздумал делать это, как вдруг увидел ее на улице. Наверное, она ходила за покупками – в руках у нее были сумки. Шла она неторопливо, никуда не спеша. Кровь у меня вскипела от бешенства. Я ведь запретил ей выходить из дома.

Она остановилась около уличного музыканта, сидевшего ко мне спиной. Мне был виден ее профиль. Она улыбалась. Внутри у меня поднялась волна злобы. Разве я не говорил ей, что она не должна выходить? Разве не запретил носить короткие платья? Она плевать хотела на все мои запреты. Она не воспринимала меня серьезно.

Я пошел за ней следом. Она опять остановилась, на этот раз около витрины, и домой явно не торопилась. Я даже подумал, что у нее назначено свидание с любовником и он вот-вот появится. Но ничего такого не произошло. Когда мы дошли до нашей улицы, она споткнулась и уронила сумочку. Старую потрепанную сумочку цвета хаки, которую я никогда прежде не видел. Она наклонилась, чтобы ее поднять, и только тут заметила меня.

– Искендер… – прошептала она, словно мое имя было великой тайной.

Найти Оратора оказалось сложнее, чем предполагал Искендер. Он заглянул во множество кафе, сделал пропасть телефонных звонков, но все безрезультатно. Только тут до Искендера дошло, как мало он знает об этом человеке. Все эти месяцы Оратор посылал ему записки, в которых назначал место и время встречи, но никакой обратной связи не существовало. Искендер понятия не имел, где Оратор живет, где проводит свободное время. Вроде бы он говорил, что студент, что собирается получить какую-то техническую специальность. Но где именно учится Оратор, осталось загадкой, как и все остальное.

Наконец, выстроив длинную цепочку знакомых, Искендеру удалось отыскать Оратора в каком-то захудалом зале восточных единоборств на Брик-лейн. Оратора окружал десяток юнцов в шортах и майках, притулившихся на ковриках, словно голуби под крышей. У некоторых на лбу выступили капли пота, а на шее болтались полотенца. Создавалось впечатление, что они собрались тут после изнурительной тренировки и теперь обсуждают какие-то важные моменты, прежде чем отправиться в душ. Увидев Искендера, парни затихли и уставились на него с откровенным подозрением.