Тереза Фаулер - Z — значит Зельда

Сейчас она проводит каникулы у Гарольда Обера, его жены и сына, но на Рождество приедет сюда. Мой сладкий ягненочек, теперь она совсем взрослая, и это кажется одновременно диким и совершенно правильным.

Я зашла в дом, и меня приветствовал запах жареной свинины.

— Мама, я вернулась!

Ответа нет. Повесив свитер на дверную ручку, иду в кухню. Мама сидит за столом, прижав ладони ко рту. У нее мокрые глаза.

— Что случилось? — забеспокоилась я. — Снова плохие новости? Тебе пора перестать слушать радио. Мы ничего не можем поделать, только расстраиваемся.

— Пока тебя не было, звонил какой-то мужчина, — бормочет она. — Он говорит, друг… что он твой друг…

— Гарольд? Гарольд Обер? Что-то со Скотти?

— Не Гарольд. — Она качает головой.

— Мама, кто это был? Со Скотти все в порядке? Она собиралась сегодня на танцы в Покипси — что-то случилось на танцах? Там гололед…

— Нет, с ней все хорошо. — Мама взмахивает рукой, будто отгоняя такие мысли. — Это Скотт.

— Скотт звонил?

— Скотт умер, детка. Сердечный приступ. Ох, милая, мне так жаль.

Холодным декабрьским утром, когда большинство жителей города заворачивают подарки, пекут пироги, подпевают рождественским песенкам, играющим из радиоприемников, я оказалась на пустом вокзале «Юнион» в Монтгомери. Сижу одна на длинной деревянной скамье в центре зала ожидания. Перила балконов украшены гирляндами из еловых веток и красных лент. За высокими окнами виднеется стальное небо. Через витражную арку можно разглядеть платформу прибытия — она в тридцати футах от меня, сразу за дверями.

Мои зятья Ньюман и Майнор остались снаружи, чтобы держать в узде местных журналистов. Эти журналисты замучили нас звонками и визитами. Они хотят видеть плачущую вдову, желают услышать сенсационные заявления — в дополнение к опубликованному вчера длинному некрологу, в котором Ф. Скотта Фицджеральда назвали приемным сыном Монтгомери. Вот что я могу сказать по этому поводу, вот все, что имеет значение — простая, но такая важная для меня истина: Скотта больше нет.

Я живу с этой истиной уже два дня. Мы познакомились с ней, оставили позади шок от первой неприятной встречи и теперь перешли к непростому сосуществованию. Ее шипы уже не так остры, как в первую ночь, когда каждый вдох казался агонией и преступлением. Тутси и Марджори маячили надо мной, ожидая, не случится ли у меня срыв, а мама с побелевшим лицом наблюдала со своего кресла-качалки у камина.

— Его нет? — шептала я, обращаясь неизвестно к кому.

Я и сама ждала, когда меня захлестнут чувства, но этого не случилось. Произошло лишь то, что случается с каждым, кто потерял возлюбленного; мое сердце раскололось на две половины — «до» и «после и до скончания веков». А утром я позвонила дочери и сообщила страшную новость.

Сейчас я сидела на вокзале и вспоминала, какой костюм был на мне, когда я ждала в этом зале двадцать лет и восемь месяцев назад, весенним утром, когда поезд должен был умчать меня и Марджори в величайший город на планете, к молодому процветающему парню, который придумал и воплотил для себя и своей невесты такую романтическую и неразумную жизнь. Теперь я вся в черном — от туфель до простой шерстяной шляпки. Теперь Скотт, останки Скотта, нужно говорить так (Боже, как же неправильно это звучит!), едут на поезде в Мэриленд, где на следующей неделе состоятся похороны. Теперь поезд везет сюда мою дочь, нашу дочь, девочку, у которой осталась только мать.

— Но он говорил, что ему лучше! — возразила Скотти, когда я позвонила ей. — Он прислал мне старую шубу Шейлы, и мы — ой, мама… — прошептала она, и даже шепот был сдавленным от слез. — Я не должна была…

— Тшш, — шепотом перебила я, и мои глаза снова наполнились слезами. — Все в порядке. Я знала. Не знала имени, только и всего. Это ничего не значило.

— Он пожурил меня за то, как я напишу благодарственную записку — когда мне еще даже в голову не пришло вообще ее написать!

— Он всегда рассчитывал наперед. — Я слегка улыбнулась.

— Как может быть, что его больше нет? — спросила она. — Кажется, что это просто невозможно, да?

Да. Кажется, что когда прибудет поезд, с него сойдет Скотт, широким шагом пересечет зал и заключит меня в объятия. Расцелует мои мокрые щеки и спросит:

— Что такое? Ты думала, я не вернусь?

— Да. Глупо было так думать? — отвечу я.

— Это все побочные эффекты, — скажет он и мягко постучит меня по лбу. — Не о чем беспокоиться. Я сказал, что никогда тебя не оставлю, и я не врал. Ты знаешь меня, Зельда. Я человек слова.

Так и было. Все, что не сложилось у нас и у него, не сложилось, несмотря на его отчаянные усилия.

Раздается свисток — поезд предупреждает о своем приближении машины на переезде на Судебной улице, и вот уже слышится рокот. Я знаю, что когда увижу Скотти, то увижу черты Скотта в ее лице. Прошлое живет в настоящем, как он и говорил, как всегда писал. Это утешительная мысль.

А потом, когда закончится Рождество — странное, мрачное будет событие, Скотти снова сядет в поезд, на этот раз до Мэриленда. И снова поедет одна. Окружающие меня «наседки» боятся, что я не переживу похороны Скотта, и на этот раз я решила плыть по течению.

Мне не нужно присутствовать при прощании — я не прощаюсь.

После смерти Скотта Зельда передала адвокату их семьи желание покойного: тело должны предать земле в семейном склепе Фицджеральдов при церкви Святой Марии в Роквилле, штат Мэриленд. Однако настоятель церкви возражал, так как на момент смерти Скотт отошел от Католической церкви. В результате Скотта похоронили на кладбище «Роквилль Юнион».

Объединив усилия с Максом Перкинсом, Зельда передала рукопись «Любви последнего магната» и заметки к ней на редактуру Эдмунду Банни Уилсону. В конце 1941 года «Скрибнерс» опубликовали этот роман в сборнике, в который также включили «Великого Гэтсби» и пять рассказов, которые Перкинс счел самыми сильными работами Скотта. Книга, озаглавленная «Последний магнат», получила признание критиков и положила начало возрождению Ф. Скотта Фицджеральда, которому поспособствовало и то, что «Издательство вооруженных сил» выпустило «Гэтсби» и «Алмаз величиной с отель Ритц» в мягкой обложке и распространяло его среди солдат во время Второй мировой войны. Вскоре после этого, в 1945 году, Банни Уилсон составил компиляцию очерков под названием «Крушение», а под редактурой Дороти Паркер вышел сборник «Пишущая машинка Ф. Скотта Фицджеральда». Эти начинания повлекли за собой другие, и так Скотт стал частью литературного канона, заняв место, которое, как он верил, полагалось ему по праву. На сегодняшний день один только роман «Великий Гэтсби» разошелся более чем двадцатью миллионами экземпляров.