Элис Манро - Ты кем себя воображаешь?

— Наверно, она там найдет старых друзей, — сказала Феба.

Кротость Розы и ее хорошее поведение отчасти подкреплялись образом, который она весь вечер строила у себя в голове. Она представляла, как уедет в Хэнрэтти и будет ухаживать за Фло, жить с ней, заботиться о ней — столько, сколько нужно. Она представляла себе, как вычистит и перекрасит кухню Фло, заменит черепицу на крыше, на местах протечки (об этом тоже упоминалось в письме), посадит цветы в горшки и будет варить питательный суп. Роза не заходила настолько далеко, чтобы представить, как Фло радостно вписывается в эту картину и живет, испытывая вечную благодарность. Но чем сварливей будет Фло, тем больше кротости и терпения будет проявлять Роза, и кто тогда сможет обвинить ее в эгоизме и легкомыслии?

Эта картина не продержалась и двух дней по возвращении Розы домой.

— Ты хочешь какой-нибудь десерт? — спросила Роза.

— Мне все равно.

Тщательно выстроенное безразличие с проблеском надежды — многие люди так реагируют на предложение выпить.

Роза сделала трайфл. Ягоды, персики, заварной крем, бисквит, взбитые сливки, сладкий херес.

Фло съела полмиски. Она жадно загребала ложкой, даже не позаботившись отложить себе порцию в отдельную посуду.

— Это было прекрасно, — сказала она; в первый раз в жизни Роза услышала от нее подобное выражение удовольствия и благодарности. — Прекрасно, — повторила Фло и откинулась на стуле, предаваясь счастливым воспоминаниям и по временам тихонько рыгая. Утонченная мечтательность заварного крема, острота ягод, мощность персиков, роскошь пропитанного хересом бисквита, щедрость взбитых сливок.

Роза еще никогда в жизни не подходила так близко к тому, чтобы мачеха была ею довольна.

— Я скоро сделаю еще.

Фло опомнилась:

— Ну что ж. Поступай как хочешь.

Роза поехала в окружной дом престарелых. Ей устроили экскурсию. Вернувшись, она попыталась рассказать об этом Фло.

— Чей дом? — переспросила Фло.

— Это не чей-то дом, это дом престарелых.

Роза перечислила людей, которых там видела. Фло не пожелала признаться, что знакома с ними. Роза стала рассказывать об удобных комнатах и красивом виде из окон. Фло явно рассердилась: она потемнела лицом и выпятила нижнюю губу. Роза протянула ей мобиль, купленный за пятьдесят центов в доме престарелых и сделанный кем-то из обитателей в тамошнем «Центре рукоделия». Птицы, вырезанные из синей и желтой бумаги, прыгали и танцевали на невидимых струях воздуха.

— Засунь его себе в жопу, — сказала Фло.

Роза повесила мобиль на веранде и сказала, что при ней обитателям дома разносили ужин на подносах.

— Кто может, идет в столовую, а кто не может, тем подают ужин в комнату. Я видела, чем там кормят. Ростбиф, хорошо прожаренный, картофельное пюре и зеленая фасоль. Фасоль замороженная, из пакетов, а не из консервной банки. Или омлет. Можно заказать омлет с грибами, с курицей или просто так, если хочется.

— А на сладкое что было?

— Мороженое. И если попросишь, добавляют соус.

— Какой у них там соус?

— Шоколадный. Карамельный. С грецкими орехами.

— Я не ем грецкие орехи.

— Еще маршмеллоу.

Обитатели дома престарелых были организованы по этажам. На первом жили те, кто сохранил ясность мышления и опрятность. Они расхаживали по дому (обычно — опираясь на палку). Навещали друг друга, играли в карты. Еще они пели хором и занимались всяким рукоделием. В «Центре рукоделия» они рисовали картины, вязали крючком коврики, шили лоскутные одеяла. Кто этого не умел, делал тряпичных кукол, мобили вроде купленного Розой, пуделей и снеговиков из пенопластовых шариков, с блестками вместо глаз. Еще они делали картинки-силуэты, вдавливая кнопки в обведенные на картинке контуры: рыцари на конях, военные корабли, самолеты, замки.

Они устраивали концерты, танцевальные вечера и шашечные турниры.

— Кое-кто из них говорит, что никогда еще не жил так весело.

Этажом выше телевизор смотрели больше и больше народу передвигалось в инвалидных креслах. У некоторых голова свисала на грудь, вываливался язык, неудержимо тряслись руки и ноги. Тем не менее и здесь люди были весьма общительны (исключая отдельные провалы и периоды отключки).

На третьем этаже приходилось быть готовым к разного рода сюрпризам.

Кое-кто из здешних обитателей перестал говорить.

Кое-кто перестал двигаться, только по временам дергал или тряс головой и махал руками — по-видимому, бесконтрольно и бесцельно.

Почти всем было все равно, сухие они или мокрые.

Тела подвергались кормлению и вытиранию, их поднимали и привязывали к креслам, потом отвязывали и укладывали в постель. Тела вдыхали кислород, выдыхали углекислый газ и продолжали участвовать в окружающей жизни.

В кровати с высокими стенками скрючилась старушка — упакованная в памперс, смуглая, как орех, с тремя пучочками волос, похожих на пух одуванчика. Она издавала долгие дребезжащие звуки.

— Добрый вечер, бабушка, — произнесла нянька. — Сегодня будем произносить слова по буквам. Я сейчас перешла через порог.

Она склонилась к самому уху старой женщины:

— Ну-ка, скажи по буквам: «порог».

Улыбаясь, нянька показывала десны — а улыбалась она все время; она производила впечатление хронически веселого больного с деменцией.

— Порог, — повторила старуха. Она с натугой подалась вперед, сопя, чтобы уловить слово. Розе показалось, что сейчас старуха сходит под себя. — Пэ-о-эр-о-гэ.

Тут она вспомнила о чем-то еще:

— Пэ-о-эр-о-ка.

Неплохо.

— Теперь вы дайте ей слово, — обратилась нянька к Розе.

У Розы в голове клубились одни непристойности или безнадежно архаичные выражения.

Но тут старуха по собственной инициативе выдала новое слово:

— Роща. Эр-о-ща-а.

— Праздник, — вдруг осенило Розу.

— Пэ-эр-а-зэ-дэ-эн-и-ка.

Чтобы расслышать старуху, приходилось напрягаться — у нее почти не осталось сил, чтобы выталкивать из себя звуки. Казалось, то, что она говорит, исходит не от губ и не из гортани, а откуда-то из глубины — легких, живота.

— Ну не чудо ли? — сказала нянька. — Она ничего не видит, а это — единственное доказательство, что она еще что-то слышит. Например, если ей сказать «вот ваш ужин», она не обратит внимания, но может начать говорить «ужин» по буквам.

— Ужин, — сказала она, чтобы проиллюстрировать свои слова, и старуха подхватила:

— У-же-и…

Иногда от одной буквы до другой приходилось ждать очень долго.

Казалось, что старуха идет по тончайшей путеводной нити, блуждая в пустоте или хаосе, о которых мы, люди по эту сторону, можем только догадываться. Но она не теряла нить, доходила по ней до конца, даже с длинным или очень сложным словом. Готово! И сидела в ожидании; ждала в своей безвидной и бессобытийной вселенной, пока не прилетит неизвестно откуда очередное слово. Она вберет его в себя и устремит все силы на его покорение. Интересно, подумала Роза, как она воспринимает слова. Несут ли они свое обычное значение или хоть какое-нибудь? Может, они для старухи — как слова во сне или в сознании очень маленьких детей, каждое — удивительное, непохожее на другие и живое, как новое животное? Одно вялое и прозрачное, как медуза, другое жесткое, вредное и скрытное, как улитка с рожками. Слова могут быть суровыми и комичными, как шляпы-цилиндры, яркими и нарядными, как ленты. Нескончаемый парад личных гостей.