Мартин Сутер - Альмен и стрекозы

На ванном табурете подле душа лежало мокрое черное махровое полотенце, в джакузи валялось еще одно, на краю ванны висели предметы нижнего белья и одежды. Туалета он здесь не обнаружил. Должно быть, тот скрывался за одной из следующих дверей.

Альмен открыл первую наугад. Она лишь наполовину приоткрылась, упершись в какую-то мебель, которая ей мешала. Он включил свет и протиснулся в комнату мимо запиравшего вход шкафа-витрины.

Туалета здесь не имелось, но по размеру комната оказалась не меньше спальни Жожо. Должно быть, когда-то здесь тоже была спальня, и ванная была у них общей. Теперь на месте бывшей спальни устроено выставочное помещение.

Свет исходил из скромных застекленных витрин — таких же, как та, что загораживала дверь. Витрины были сгруппированы как аквариумы вокруг одинокого кожаного кресла, перед которым стоял маленький стеклянный стол.

Их содержимое состояло из коллекции стекла в стиле модерн. Вазы, лампы, чаши. Без всякого сомнения — даже для Альмена, который не особенно разбирался в стекле стиля модерн — все они были творением легендарного Эмиля Галле.

Альмен не боялся оказаться застигнутым. Они в доме одни, об этом он осведомился у Жожо еще в холле. Поэтому он не спеша все осмотрел, немного дольше задержавшись перед группой особенно красивых предметов.

Пять вазочек в форме широко раскрытых чаш. Их стекло было либо совершенно непрозрачным, либо полупрозрачным — в кремовых тонах золота, ржавчины, льда, снега, корицы, серебра, лакрицы и какао. Каждую из них украшала большая стрекоза с золотыми глазами, одна не походила на другую, но все были таковы, будто бы их на лету поймали в такую вазочку, когда стекло еще было жидким — и они увязли в нем.

Все пять предметов обладали совершенной формой и красотой, внушающей благоговение.

Альмен оторвался от созерцания, выключил свет и вернулся в ванную. Он попытал счастья с другой дверью и нашел там туалет.

Он лежал на спине и вполглаза рассматривал слабо освещенный ночной лампой лепной потолок. Жожо, которую он про себя снова называл Жоэль, все еще храпела. Он уже дважды пытался повернуть ее на бок. В первый раз она застонала, ненадолго перестала храпеть и снова повернулась на спину.

Второй раз она его оттолкнула и при этом угодила локтем в правый глаз. Ему пришлось встать и промыть глаз холодной водой, чтобы не опух. Теперь он снова лежал, сделав из мокрой тряпочки компресс, и проклинал Жоэль, Лаубера и себя самого.

Он бы давно ушел, если бы дождь не продолжал лить как из ведра и если бы он знал, где находится и куда вызывать такси. Но во время поездки сюда он был так занят тем, что отбивался от Жоэли, что совсем не следил за дорогой.

Его мобильник показывал чуть больше трех часов ночи, когда он решил все-таки уйти. Где-то же должен в этом доме заваляться какой-нибудь конверт с адресом, журнал или что-то в этом роде.

Он собрал свою одежду и отправился в ванную. Глаз выглядел зловеще — покраснел и немного припух.

Когда он одевался, его злость на шлюху, как он теперь мысленно называл ее, нарастала. Он смотрел в зеркало, видел себя в своей помятой, перепачканной губной помадой рубашке, видел заплывший глаз и чувствовал себя этаким жиголо, которого послали к черту, не заплатив.

Вместо того чтобы вернуться в спальню и оттуда через коридор покинуть дом, он открыл дверь к выставке стекла и тщательно вытер сухой протирочной тряпкой обе дверные ручки. Он вытер и выключатель и снова включил свет. Без колебаний направился к витрине со стрекозами. Она была заперта, но в замочной скважине торчал ключ.

Он открыл витрину и взял одну из вазочек. Самую красивую, на его вкус. На молочном фоне выделялась карамельно-коричневая стрекоза, тело ее было черным, как ванильная палочка, а крылья носили цвет и рисунок черепахового панциря. Ножка вазочки в самом толстом месте имела сапфирово-синий наплав, который на равных расстояниях пресекался четырьмя крупными бусинами с белыми прожилками. Предмет лег на ладонь Альмена тяжело и прохладно. Он запер витрину и оттер отпечатки своих пальцев.

На обратном пути в ванной комнате он завернул свою добычу в одно из черных полотенец, выключил свет и пошел назад в спальню.

Теперь она лежала на боку и храпеть перестала. Альмен на цыпочках прокрался к выходу. Когда он поравнялся с кроватью, она села в ней, выпрямилась и заикаясь пролепетала:

— Что-что-что?

Альмен замер.

Тогда она сказала:

— Ах, так, — и снова упала на подушки. Она опять лежала на спине. Альмен подождал, пока не услышал ее храп. И тихонько вышел из комнаты.

Его гостеприимная хозяйка вчера в спешке оставила включенным весь свет; коридор и лестничная клетка были ярко освещены. На ступенях валялись ее туфли на каблуках костоломной высоты, в середине зала, словно пристреленный зеленый пушной зверь, ее норка, неподалеку — его кашемировое пальто, не так элегантно разлитое, как ее мех, а сложившееся кучей, как пустой мешок.

Альмен поискал у гардероба, там, где в таких домах обычно лежит почта, какой-нибудь конверт с адресом. Но ничего не было.

Двери, ведущие в другие помещения, все были закрыты. Он не осмелился их открывать и зажигать там свет — из страха, что его кто-нибудь увидит снаружи. Как знать, нет ли там за окнами отдельного дома для персонала, откуда просматривается вилла. А без света в чужом доме он ничего бы не нашел.

Вилла располагалась на улице, тянувшейся вдоль озера. Нетрудно было догадаться, что называлась она «Озерной». Таким образом, ему оставалось выяснить только номер дома. А номер крепится обычно на входе в дом или при въезде на участок.

Альмен открыл тяжелую дверь дома. Толстые плети дождя блестели в свете, вырвавшемся из холла. В укрытии под козырьком он тщетно оглядел дверные рамы в поисках номера дома. Он надел пальто и взял зонтик из стойки у гардероба. Осмотрелся, куда бы ненадолго припрятать черный махровый сверток с вазочкой, но потом на всякий случай прихватил его с собой.

Капли тяжело барабанили по зонту. Альмен пересек гравийную подъездную площадку и в слабом свете нашел дорогу, должно быть, ведшую к воротам. Они находились метрах в пятидесяти от дома и оказались незаперты. Там, на правом столбе, наполовину скрытый живой изгородью из туи, стоял номер, белый на синей эмали: 328б.

Улица, которая, скорее всего, называлась Озерной, по левую руку тянулась прямо, как стрела. А справа она вскоре терялась из вида за пологим поворотом. Там теперь показался свет фар, быстро приблизился и высветил занавес дождя своим галогеново-голубым потоком света.

Альмен притаился за живой изгородью и ждал, когда машина проедет мимо.