Майкл Каннингем - Снежная королева

– Будешь?

– Чей это, интересно, кокс? – спрашивает Лиз.

– Не знаю.

– Тайлера, – говорит Баррет.

– А мне казалось, Тайлер завязал.

– Выходит, ты ошибалась.

– Неважно. Тайлер вам разве сказал, мол, ступайте в мою комнату и там угощайтесь из моих личных запасов?

– Эй, Лиззи, – говорит Эндрю. – Мы гуляем, Новый год, как-никак…

– Верните на место.

– В этой квартире все общее, все принадлежит нам троим, Тайлеру, Бет и мне, – говорит Баррет.

– Все, кроме наркотиков. Ни в коем случае нельзя брать чужие наркотики, если только тебя не угощают. А теперь живо положили кокс туда, откуда взяли.

Эндрю передает пузырек Баррету, тот открывает ящик тумбочки и сует туда пузырек.

– Тебе-то зачем эта дрянь? – спрашивает Лиз Баррета.

– Праздник все-таки. Новый год.

– Баррет тут мне рассказывал про то, как он видел свет. В небе над Центральным парком.

Эндрю и в голову не приходит, что у людей бывают секреты. И что иногда стоит поменьше болтать.

– Свет? – спрашивает Лиз.

Внимательнее. Лиз задала вопрос. Она вообще не очень расположена ко всему таинственному и необъяснимому.

– Не слушай меня, сейчас не стоит, – говорит он. – Я сам не понимаю, что несу.

– Это был такой большой шар. Красивый и могущественный, – говорит Эндрю.

– Баррет рассказывал тебе, что видел свет в небе?

– А еще я видел снежного человека, – говорит Баррет. – Самого настоящего, на Третьей авеню. Он как раз заходил в “Тако Белл”.

Лиз плотно сжимает губы, закатывает глаза к потолку, потом смотрит на Баррета.

– Как он выглядел? – спрашивает она.

Баррет делает глубокий вдох, будто собирается сунуть голову под воду.

– Он был такой… бледно-аквамариновый.

Лиз по-прежнему смотрит на Баррета. В ее лице появляется пытливо-недоверчивое выражение, как будто она детектив и подозревает, что Баррет говорит неправду о том, где он находился в ночь преступления.

– Я тоже однажды видела свет, – говорит она. – Высоко в небе.

– Да брось.

– Это было много лет назад.

– Где? Ну то есть понятно, что в небе…

– Я с крыши своего дома его видела. Дело было летом, я жила тогда в нижнем Ист-Сайде и работала у Джошуа в магазине. Я уже собиралась спать, но перед сном поднялась на крышу выкурить косячок. Если не ошибаюсь, забила я его гашишем с опиумом.

– Какой он был? – спрашивает Баррет.

– Какой? Я бы сказала, круглый. Или шарообразный.

– А цветом бледно-аквамариновый?

Лиз усмехается, почему-то мрачновато.

– Ближе к бирюзовому.

– Поподробней можешь рассказать?

Теперь она смотрит на него терпеливым взглядом женщины, утомленной чрезмерным мужским вниманием и за иронией скрывающей накопившееся раздражение.

– Летел такой забавный светящийся шар, – говорит она. – Было в нем что-то такое трогательное.

– Трогательное?

– Ну да. Вроде как в космическом спутнике из пятидесятых. Как будто этот шарик света залетел из каких-то других времен, тех, когда он считался новейшим чудом.

– Это непохоже на свет, который видел я.

– В таком случае мы видели разные вещи.

– А ты что-нибудь чувствовала? Ну то есть о чем ты думала, когда на свой шар смотрела?

– Я думала: хороший гашик, не забыть бы, у кого брала.

– И больше ни о чем?

– Этого тебе мало?

– А дальше что?

– Я добила косяк, спустилась к себе, почитала недолго и легла спать. Утром встала и пошла на работу. Ты же помнишь, как Джошуа умел развоняться.

– Тебе, что ли, не хотелось понять, что это было?

Что за свет?

– Я решила, что это газ какой-нибудь. Ведь во вселенной же полно газообразных тел?

– Ага, она состоит из газов, нейтрино и непонятной дряни, которую называют темной материей, – говорит Эндрю.

– То есть дальше ты спокойно занялась обычными делами? – спрашивает Баррет.

– По-твоему, надо было звонить в “Нэшнл инкуайрер”? Меня торкнуло от косяка, я увидела свет, потом он исчез. Что тут такого-то?

Баррет склоняется ближе к ней, лицо Эндрю теперь совсем рядом, он чувствует щекой его дыхание.

– И ничего особенного с тобой потом не происходило?

– Я же сказала, что нет, ничего.

– Может, не сразу?

– С тех пор много лет прошло, и куча всего успела произойти.

– Подумай, может, вспомнишь?

– Ты начинаешь меня пугать.

– Ну пожалуйста. Постарайся. Сделай мне приятное.

– Ладно. Например, я нашла в “Ти-Джей Макс” пару туфель от Джимми Чу. Это же настоящее чудо, нет?

– Еще.

– Дорогой мой, ты, по-моему, с коксом перестарался.

– Слегка да.

– Ты же не употребляешь.

– Так Новый год.

– Тогда ладно, – говорит она, – расскажу, как лет десять или даже больше назад… – Она умолкает.

– Что лет десять назад?

– Дурацкая история.

– Так в чем было дело?

– Именно в тот год, если ничего не путаю, вернулась моя сестра.

Она редко упоминала о своей младшей сестре – несмотря на долгое знакомство с Лиз, Баррет почти ничего о ней не знал.

– Дальше, – говорит он.

– Да ерунда.

– Нет, рассказывай.

Лиз молчит.

– Она тогда бросила пить таблетки, – наконец говорит Лиз. – И в один прекрасный день взяла… взяла и исчезла. Почти на год.

– По-моему, ты что-то такое рассказывала.

– Я вообще мало кому о ней говорила.

– Да, я знаю.

– Даже не понимаю почему. Наверно, потому что это семейное и я боюсь, как бы и мне не передалось. Идиотизм, правда? Это как древние греки не называли по имени бога преисподней, чтобы он их не услышал.

– Что семейное? – спрашивает Баррет.

– Шизофрения. До двадцати трех лет все с ней было в порядке. Умная, милая девочка. Все было замечательно, просто отлично. Училась на юридическом, проходила практику в Союзе защиты гражданских свобод, а туда, если вы вдруг не знаете, устроиться очень непросто. А потом она вдруг сломалась. Стала абсолютно другим человеком. Превратилась в настоящего параноика, собственной тени пугалась, несла всякую чушь про заговор корпораций, эскадроны смерти… Короче, перестала быть собой. Ей пришлось бросить университет и вернуться к родителям.

– Ее звали Сара, – говорит Эндрю.

– Да, правильно, Сара. В общем, она начала пить лекарства, и они помогли. Она не поправилась, но стала больше похожа на себя прежнюю. Но все равно не проходило ощущение, что та, настоящая Сара умерла и ее заменили манекеном.

– Вокруг полно таких манекенов, – говорит Эндрю. – Каждый день с ними сталкиваюсь.

– Ей очень не нравилось пить лекарства – а кому нравится? От них толстеешь, вечно полусонная ходишь, про секс можно забыть… И в какой-то момент, никого ни словом не предупредив, она, видимо, перестала принимать таблетки. А потом ушла. Дождалась, когда ни отца, ни мамы не было дома, и ушла.

– Ушла, – повторяет за Лиз Баррет.