Сара Джио - Ежевичная зима

– Что загрустила, куколка? – поинтересовался Лон и впился зубами в клешню краба. Капля масла стекла по его подбородку. – Почему ты ничего не ешь? – спросил он, указывая на роскошный выбор блюд на столе.

К моим глазам подступили слезы, и я уже не могла их сдерживать.

– Мне ужасно жаль, мистер… то есть я хотела сказать, Лон, – пробормотала я, – но это из-за моего сына. Мне его очень не хватает.

– Ну-ну, я уверен, что с ним все в порядке.

Все в порядке? Я вонзила ногти в обивку стула. Как люди могут так говорить о пропавшем мальчике? Исчез трехлетний ребенок, и никому нет до этого дела. Я закрыла лицо ладонями и почти сразу почувствовала прикосновение теплой и влажной руки Лона к своему плечу.

– Я обязательно позвоню насчет него завтра утром. – Он постарался меня утешить.

– Утром? – воскликнула я, поднимая на него глаза. – Простите, но не могли бы вы позвонить сегодня вечером?

Лон покачал головой.

– Дорогая, все конторы уже закрыты. Завтра.

Я кивнула.

– А теперь я отведу тебя наверх. Там ты сможешь расслабиться.

Я нерешительно поднялась, промокнула белоснежной салфеткой слезу на щеке. Лон протянул мне руку, и я неохотно дала ему свою. Он крепко сжал ее и повел меня через ресторан в фойе к лифту. Обслуживающему персоналу не разрешалось пользоваться лифтом для гостей – он был слишком роскошным, с разнообразными украшениями и медными поручнями. Но я уже ездила в нем в тот раз, когда впервые была в отеле в качестве гостя. Тогда я была с Чарльзом. В конце концов, мы с ним оказались в мягкой постели. Той самой, где был зачат Дэниел.

Чарльз заехал за мной в семь. Прошла неделя с того дня, когда ему пришлось спешно уйти с танцплощадки, последовав за своей раздражительной сестрой. Я думала о нем каждый день, особенно по вечерам, когда заканчивалась моя смена в ресторане, а в квартире стояла тишина. В тот вечер я села на переднее сиденье его «Бьюика». В машине пахло роскошью: качественной кожей, хорошим ароматным табаком и дорогим одеколоном.

– Привет, – Чарльз мне улыбнулся, и я почувствовала, что мое сердце затрепетало. – Я скучал по тебе, – прошептал он и убрал с моего лица выбившуюся прядь волос. От его пальцев по моей шее пробежал приятный холодок.

– Я тоже по тебе скучала, – ответила я. – Как твоя мама?

– Намного лучше. У нее пневмония. Врач успел предпринять все необходимое как раз вовремя, – Чарльз склонил голову к правому плечу и заглянул мне в глаза. – Я ужасно себя чувствовал, когда бросил тебя на танцплощадке.

– Не думай об этом, ведь у тебя заболела мама.

Он пожал плечами.

– Ну, моя сестра могла бы быть и полюбезнее. Но не обижайся на нее. Такова Джози. Ей не нравится ни одна девушка, с которой я встречаюсь.

– О! – Я опустила взгляд.

Чарльз подвинулся ко мне поближе.

– Ты неправильно меня поняла. Я не имел в виду, что ты, Клэр, ей не понравилась. Просто она…

– Сноб?

Чарльз весело улыбнулся.

– В общем, можно сказать и так.

– Ничего, все в порядке, – произнесла я, глядя в глаза Чарльзу.

Он нажал на газ и выехал на проезжую часть. Ни у кого из моих знакомых не было машины. Я наслаждалась звуком мотора и джазовой мелодией, доносившейся из радио.

– Почему бы нам не отправиться в клуб «Хижина»? Мы бы там поужинали и, возможно, еще раз попытали счастья на танцплощадке.

– Я с удовольствием, – ответила я, прижимаясь щекой к его плечу.

Из окна «Бьюика» Сиэтл выглядел великолепно. Ветровое стекло роскошного автомобиля превратилось в розовые очки, через которые мир казался куда более привлекательным. С комфортабельного сиденья я не видела домов, в которых квартиры сдавались внаем, где десятки знакомых мне бедных семей ужинали черствым хлебом. Не замечала я и заваленных мусором проулков, где дети играли в камешки. За ними никто не присматривал, потому что их матери, как когда-то и моя мама, до ночи работали в домах городской элиты. Я думала о том, как, должно быть, здорово жить в мире Чарльза, где жизнь вам предлагали будто бы на подносе, красивую, отполированную и отутюженную.

Чарльз прижал машину к тротуару, нагнулся к моему окну. Мне было приятно, что он оказался так близко.

На дверях клуба красовалась табличка «Закрыто».

– Вот ерунда какая! Что ж, может быть, нам стоит направиться в отель? Вечер прекрасный. Мы могли бы поужинать на террасе апартаментов моих родителей.

– Апартаменты твоих родителей?

– Да, – подтвердил Чарльз. – Они часто принимают там гостей. Отец остается ночевать в отеле несколько раз в неделю, если работает допоздна. Ему нужна тишина. Иногда, когда они выходят в свет, они остаются там вместе с мамой. В последнее время это случается довольно часто.

– Пожалуй, я согласна, – застенчиво ответила я.

Чарльз проехал несколько кварталов и остановился на круговой подъездной дорожке отеля «Олимпик», гладкой, будто шелк. Он протянул ключи служащему и кивнул швейцару. Мы сразу прошли к лифту, в кабине которого Чарльз нажал кнопку с цифрой «семнадцать».

Я нервно сглотнула.

– Ты что, впервые в этом лифте?

– Да, в скоростном – впервые – призналась я, и у меня стало холодно в животе, когда лифт устремился вверх.

– Не бойся, – успокоил меня Чарльз и притянул к себе поближе.

Я заглянула ему в глаза.

– А что, если он… упадет?

– Не упадет, – руки Чарльза крепче сжали мою талию, – я обещаю.

Лифт дернулся и замер, двери открылись. Нас уже ждал мужчина, облаченный в белый костюм.

– Добрый вечер, сэр, – обратился он к Чарльзу и коснулся своей фуражки, приветствуя меня. – Апартаменты готовы. Вы будете ужинать внутри или снаружи?

Чарльз повернулся ко мне.

– Как ты относишься к ужину на террасе?

Я только кивнула в ответ, потеряв голос от величия момента.

Стюард вставил ключ в замок и придерживал дверь, чтобы мы вошли. Я последовала за Чарльзом в апартаменты и буквально задохнулась от картины, представшей передо мной. Мягкие диваны, обитые шелком, восточные ковры, бархатные драпировки рубинового цвета. Помещение выглядело как дворец или, по крайней мере, так, как я представляла себе дворец.

Чарльз скинул пиджак и беззаботно швырнул его на диван. Потом он подошел к бару у дальнего окна, а по пути включил радио, которое наполнило воздух успокаивающим звучанием большого оркестра. Выбрав два бокала для мартини, он открыл бар, достал два хрустальных графина, налил жидкость из каждого в сверкающий серебристый шейкер. Потом он насыпал туда лед, плотно закрыл крышку и умело встряхнул его.

Когда Чарльз протянул мне бокал, я как зачарованная смотрела на тонкий слой льда на поверхности. Я изо всех сил старалась, чтобы моя рука не дрожала – не дай бог расплескать напиток на платье! Я украдкой посмотрела на свое отражение в окне, когда поднесла бокал к губам. Потрясающе. Я вполне вписалась в окружающее пространство. Глотнула ледяную жидкость. Она оказалась настолько крепкой, что я закашлялась.