Галина Таланова - Бег по краю

– Ну, как дела?

– Нормально! Что ты опять не ложишься? Ложись! Я к коллоквиуму готовлюсь…

Лидия Андреевна успокоено вешала трубку и засыпала рваным на лоскутки сном. Сны стали появляться иногда и цветные, но в них ясно присутствовало это ощущение нереальности, содержание снов доносилось до сознания как бы сурдопереводом. Женщина энергично жестикулировала всеми пальцами, и пальцы порхали, как бабочки с цветка на цветок, ни на одном не задерживаясь ни на минуту. Потом Лидия Андреевна внезапно просыпалась, видела в проём окна мутный холодный рассвет, постепенно проявляющий очертания соседних домов, редкие огни в которых, похожие на глаза собаки Баскервилей, множились и постепенно тускнели. Лидия Андреевна нехотя вылезала из-под сбившегося от её ночных метаний одеяла, шаркала в ванную, еле ступая и чувствуя непонятную разламывающую ступни боль, умывалась, пытаясь смыть стоящие перед глазами картины, и спешила позвонить сыну. Иногда она даже будила его своим звонком, но ему всё равно надо было уже вставать. Услышав его недовольный сонный голос, шла на работу.

94

То лето было на редкость щедрым. Не было дней с изнуряющей жарой, солнце светило ровно и ежедневно. Ей даже казалось, что это и не солнце вовсе, а какая-то лампа люминесцентная дневного света. Гриша ехать в деревню с ней не захотел. Устроился в пионерский лагерь вожатым. Теперь им постоянно не хватало денег – и Лидия Андреевна не возражала против этого. Она жила в доме одна. Деревня давно превратилась в дачный посёлок, местные жители почти все перебрались в город, а сюда приезжали только в отпуска. Многие дома вообще были куплены городскими жителями. Те потихоньку отстраивали свои новые дворцы после того, как стёрли с лица земли нагнанными бульдозерами остатки почерневших покосившихся строений, что для неё были родными и привычными с детства.

Сотовые телефоны ещё только появлялись и простым смертным были недоступны. Поэтому она оказалась на целый месяц как бы в глухой изоляции. Свет здесь включали ровно по расписанию и выключали тоже по расписанию. Сначала она думала, что соседи, которых она знала с детства, будут приходить к ней. Но как-то так незаметно оказалось, что вся её улица вымерла, почти все дома занимали чужие дачники, скрывавшие свои вновь понастроенные коттеджи за высокими заборами. У неё остались соседи справа от неё. Их дочь, как и Лида, тоже более двадцати лет тому назад перебралась в город, но ежегодно приезжала отдыхать в отпуск. У соседки было двое детей и уже двое внуков. Как-то так получилось, что подруга её детства даже совсем не вспоминала её. К ним постоянно наезжали какие-то новые знакомые.

Лидия Андреевна принялась рьяно выхаживать сад. Сражалась с деревьями, наступающими со стороны леса. Клёны можно было косить косой, как траву… Тряся красным монистом и серьгами в тон ему, наступала на сад рябина; подползал орешник, маня ещё зелёными орешками, выглядывающими из папуасских юбочек; шла, выпрямив гордо стройный стан, берёза. Лидия Андреевна знала, конечно, что сможет заставить Гришу помочь ей в саду, но ей надо было просто бежать от воспоминаний и самой себя. Взяв тупую пилу, она со слезами перепиливала ствол дерева, стирая корой, как тёркой, кожу рук. На ещё не загрубевших ладонях уже образовались белые набухшие пузыри. А на правой руке даже просвечивала сквозь отслоившийся мешок кожи кровавая жидкость в нём. Но Лидия Андреевна будто и не чувствовала… Она не допиливала дерево до конца и, как бы повисая на нём, обламывала своим весом. Потом полдня перетаскивала сломленные деревья, заслонявшие свет, на то место, где когда-то высился забор. После в изнеможении лежала на постели, смотрела на жёлтое пятно от дождей на потолке и думала, что молодость миновала как-то в один день. Всё была молодая и всё у неё было впереди… А теперь… раз – и старуха. Как быстро проходит жизнь… Ещё вчера здесь было полно народу и даже ходили по двору маленькие нахохлившиеся цыплятки. Жила в хлеву Чернушка, что бродила летом где-то по лугам со стадом… А сейчас нет ни родных, ни Чернушки и даже на лугах никто не пасётся.

Лидия Андреевна с тоской смотрела на покосившуюся избушку, что стояла почти на курьих ножках. Отец когда-то поставил её на высокие столбы вместо фундамента. Денег на целый полный фундамент тогда не было, а чтобы дом не гнил, он был водружён на высоченные столбы так, чтобы под полом гулял ветер. Ступеньки крыльца и половицы совсем прогнили. Ходить по нему было нельзя, и Лидия Андреевна с унынием сожалела, что она не плотник. Кого бы нанять?

Хорошо, что не было дождей. Крыша текла – и на полу веранды выросла белая седая поросль, напоминающая заиндевевший мох. Обои отклеивались по углам, заворачиваясь, будто лепестки отцветающих цветов, раскиданных по полю. Все обои были в жёлтых пивных потёках от просачивающейся влаги. Тут и там сияли чёрные дыры с неровными краями, прогрызенные мышами. Потолок тоже когда-то был оклеен обоями, но обои давно пожелтели и были два десятка лет тому назад просто побелены. Теперь эта побелка постепенно осыпа́лась. Мел лежал, будто лёгкие первые снежинки на старом стуле, на пустом столе, на обшарпанном полу… Снежинки спускались с потолка на нитках паутины, точно гирлянды лёгкой мишуры под Новый год.

Мыши совсем обнаглели. Они ходили по комнате, совсем не обращая внимания на Лидию Андреевну. Они просто вылезали из своих норок и шастали по комнате, чувствуя себя дома. Шуршали, с хрустом отгрызали очередной кусок обоев, не только нагло подбирали просыпанные крошки, но и норовили залезть в запакованные продукты. Одна даже умудрилась утонуть в банке с красной смородиной, которую Лидия Андреевна протёрла с песком на зиму. Сдвинула баночку из-под консервов, которой Лидия Андреевна покрыла трёхлитровую банку с ягодами, прогрызла толстенную бумагу, закрывающую горло банки и, видимо, сорвалась в посудину и захлебнулась сладким сиропом.

Однажды, придя с реки, Лидия Андреевна нашла на столе маленькую мышку, почти мышонка. Стол был круглым и стоял посреди гостиной. Лидии Андреевне казалось, что туда мышкам не добраться. И она оставляла на нём продукты: печенье, конфеты, крупы. Увидев хозяйку дома, мышь заметалась по круглому столу. Она хотела спрыгнуть, да побоялась высоты, на которую нечаянно забралась в погоне за лёгкой наживой… Мышка опасливо поглядела за край стола, свесив головку с маленькими чёрными бегающими глазками-бусинами. И, не решившись прыгнуть, начала бегать по краю стола, испуганно и судорожно круг за кругом: один круг, второй, третий… Лидия Андреевна стояла в нерешительности, не зная, что предпринять. Прибить или поймать её она боялась. Муж бы поймал. Она помнит, что он не раз ловил их прямо руками и, завернув в лопушок, уносил далеко за калитку, не решаясь убить. Мышь, как загнанная, носилась по кругу, хотя её никто никуда не гнал: Лидия Андреевна застыла в оцепенении. Было что-то символическое в этом бесполезном беге по краю, когда надо крепко зажмуриться и спрыгнуть за край. И в этом будет твоё спасение. Но глупая мышь бежала по кромке стола круг за кругом, не осмеливаясь на прыжок. Лидия Андреевна подошла вплотную к столу – и тут мышь прыгнула и в мгновенье скрылась в своей чёрной дыре под плинтусом, махнув сереньким голым хвостом, напоминающим измочаленную верёвочку. Лидия Андреевна подумала, что она сама, как эта мышь, всё бежит, как загнанная, по краю, в погоне за концом пути, и не решается спрыгнуть, бежит, боковым зрением угадывая на мгновенье стремительно надвигающуюся опасность…