Александр Кабаков - Стакан без стенок (сборник)

Другого примера истинно мирного сосуществования двух идеологических, этических, эстетических, бытовых и, в сущности, политических систем я не знаю. Как оглянешься, послушаешь, что творится, да вспомнишь ту идиллию и сравнишь с повсеместной ненавистью и взаимным истреблением инакомыслящих и по-своему живущих – так и потянет в город двух миров, к мудрым обывателям, уживающимся с мирными романтиками и безвредными бунтарями.

Копенгаген, Христиания, утопия здесь и сейчас. Спешите видеть, а то ведь могут все же снести – времена-то добрей не становятся. Двадцать минут пешком от датского парламента, вход найдете по запаху…

Натурально, первое, что вспоминается на подлете к Канаде, когда в прогалах между облаками черные чернила океана сменяются почти черной зеленью лесов и бледными сосудами рек, – «Так похоже на Россию, только всё же не Россия…». Романтическая эта песня, написанная как бы русским эмигрантом – которым ее автор никогда не был, – крутится в голове, и когда едешь из аэропорта в город Торонто, но уже вызывает возражения. Это не очень похоже на Россию. Могло бы быть похоже, не будь всё вокруг таким огромным – ели, открытые, слегка подмороженные пространства, пустоватые дороги и эстакады, промышленные ангары на горизонте… Россия, конечно, больше Канады, но каждая деталь пейзажа, по крайней мере в европейской России – меньше. Такое ощущение, что все в Канаде создано могущественным гигантоманом действительно по образцу русской средней полосы, но в масштабе примерно полтора к одному. В Торонто чрезвычайно много самого большого в мире. Самый большой зоопарк, самая длинная улица, самая высокая телебашня – по другим данным, все-таки ниже нашей в Останкине… По личным впечатлениям – самое большое количество небоскребов на душу населения, разве что в Сингапуре больше, но там и населения немерено. Неподалеку от города и самый большой – не то в Америке, не то во вселенной – водопад.

Впрочем, по порядку.

Оказался я в Торонто следующим образом: добрые люди пригласили меня на балетный фестиваль памяти Рудольфа Нуриева. Слава богу, почетным гостем, а не участником, хотя основания были одинаковые для того и другого, из всех искусств наиболее непонятным и чуждым мне является балет. Но люди были действительно добрые и хорошие, отказать им не имелось никакого резона, а вырвать неделю из дел возможность была, я и полетел. С одним условием: следовало положить в чемодан полный вечерний костюм, смокинг, поскольку в приглашениях на открытие фестиваля так и значилось на ясном английском языке – black tie .

Проходило культурное мероприятие в национальном театре оперы и балета, немного похожем, как мне показалось, на знаменитый одесский оперный, тот же в свою очередь, как известно, похож на миланский Ла Скала… Все действительно было очень торжественно, мужчины в смокингах напоминали крупных насекомых, дамские декольте в этом мушином рое выделялись, как разбросанные для приманки сливочные конфеты без оберток. Перед началом, как положено в странах с почтенной историей, был исполнен гимн, который у Канады, как члена Британского содружества, британский же, «Боже, храни Королеву». Рядом со мной смирно стоял седенький, малоразмерный старичок, оказавшийся не то самим генерал-губернатором, представителем упомянутой венценосной дамы, не то мужем генерал-губернатора, крепкой женщины в ярком вечернем платье и с суровым выражением лица – она стояла по левую руку старичка. Немедленно после того как отзвучал гимн и все сели, старичок отдался спокойному и глубокому сну. Тут я понял, зачем рубашки под смокинг оснащаются стоячими воротниками с отогнутыми углами – голова старичка, опиравшаяся на это устройство, не падала…

Спустя пять часов, совершенно изнуренный высоким и недоступным мне искусством, я вырвался на воздух впереди толпы и, чтобы прийти в себя, устремился куда глаза глядят – по незнакомому городу.

Было около одиннадцати вечера, и город был совершенно пуст.

Странное зрелище представлял, вероятно, господин в черном парадном пальто, из-под которого выглядывал галстук-бабочка, одиноко шагавший квартал за кварталом без всякой очевидной цели. Но меня никто не видел.

Я шел по знаменитой, уже известной мне как самая длинная в мире улице Yong street , по обе стороны которой сверкало черное стекло небоскребов – в них не светилось ни единого окна. Моя гостиница, я знал точно, находилась в переулке, выходившем на эту самую Молодежную улицу, а на углу был мексиканский бар. Это могло бы послужить отличной приметой, но номера домов на Yong street были четырехзначными. Номер того, где мексиканский бар, я, конечно, не знал. Найти его представлялось маловероятным, и я пошел просто так – в сторону увеличения четных.

Мерцало черное стекло небоскребных стен, слезился неон банковских и магазинных вывесок, а людей не было. Возможно, мне показалось с перепугу, но не проезжали и такси, во всяком случае, свободные, вообще машин было мало и проносились они мгновенно. Да и что толку мне было бы от такси? К этому времени я обнаружил, что оставил в куртке карточку гостиницы и решительно не помню, как она называется. Какой-то король, кажется, King George …

Вдруг – вот чудо-то! – на дальнем углу я увидел живого человека. Судя по силуэту, это был офицер Королевской конной полиции, которая, конечно, никакая не конная, а ездит на обычных «фордах» канадской сборки под названием Mercury и носит широкополые шляпы. Несколько таких стояли у входа в театр, именно такой маячил теперь на перекрестке метрах в пятидесяти. Но кричать было неловко, бежать тоже, и я просто ускорил шаги. Между тем полицейский посмотрел на часы, это движение я разглядел отчетливо и механически сделал то же. Было без двух минут двенадцать. В тот же миг на улицу из каких-то дверей, возле которых стоял офицер, вырвалось десятка два девушек, треща по-сорочьи на всю улицу, они расселись по неведомо откуда взявшимся такси и разъехались. Немедленно сел в свою машину и уехал полицейский. Все кончилось – по крайней мере для меня.

Достигнув того места, где только что были последние в этом городе люди, я увидел вывеску peep show . Гнезда разврата здесь закрываются под полицейским контролем ровно в полночь…

Мексиканский бар я случайно обнаружил в третьем часу. Отель назывался King Edward . В лобби было абсолютно пусто, но раздавалась тихая фортепианная музыка, что-то из репертуара Питерсона. Клавиши фортепиано опускались сами собой, это было механическое пианино, и оно доконало меня. Я понял, что один в этом великом и мертвом городе, и пошел спать – часа три до завтрашней экскурсии.

…На рассвете Yong street уже была забита народом под завязку, шла сплошная толпа, и представить себе здешнюю ночную пустоту было невозможно. Никакого мексиканского бара я не увидел – возможно, он возникает здесь только по ночам, как ориентир для сумасшедших балетоманов из России. Правда, я его и не особенно искал – не до того было: я усаживался в машину, чтобы ехать на Ниагару.