Александр Кабаков - Очень сильный пол (сборник)

Журавский сидел молча, наслаждался пивом и огнями беззвучно проплывавших по каналу барж, яхточек, тихих катеров… Тогда он вытащил из-под Сашкиной руки счет, посмотрел и положил его под блюдечко вместе со стокроновыми бумажками, махнул рукой подошедшему бармену, оставляя пятнадцать крон чаевых. Счастье, какое счастье, подумал он, что есть хоть небольшой долларовый заработок, позволяющий не считаться с этими жлобами, ну, Кравцов, ладно, но эти… «Академики народ небрезгливый», – вспомнил он опять Валеру Грушко. На улице Юра Вельтман всучил-таки ему раза в два больше, чем причиталось за «абсолют».

– Я ж не девушка, не фру какая-нибудь местная, – повторял он и радостно покатывался со смеху, – чтобы ты меня угощал! Я ж не фру…

До гостиницы идти оказалось довольно долго, он поглядывал на темные, местами весьма обшарпанные дома. Город, из виденных им, сильнее всего напоминал Лондон, только, конечно, много меньше и вроде поплотнее… Неожиданно Журавский взял его под руку.

– Ну что, о чем задумались? Небось о судьбе нашей бедной страны, о том, будут ли у нас хоть через пять поколений такие витрины, чистые тротуары и гладкие мостовые? Размышления в загранице знакомые… Вот и мы с Федей о том же говорили, пока в эту забегаловку с приема брели. И пришли к двум выводам. Во-первых: ну прогнали ум, честь и совесть, а все никак не успокоимся, все власть гонять хочется, а власть, между прочим, не для того создана, чтобы ее гоняли, а чтобы была власть! А у нас, друг мой, после партии все еще никакой власти нету… И во-вторых: чтобы какая-нибудь власть в России – как и в любой стране – установилась, нужны этой власти деньги. Возвращаемся мы, таким образом, к тому же, о чем мы с вами уже однажды, дорогой мой друг, говорили… Дело нам здесь предстоит серьезное, мимо вас оно пройти никак не может, и нужен нам – и поэтому, и потому, что умные люди любому делу требуются, – в вашем лице надежный союзник…

– Сообщник… – тихо перебил он и, чуть напрягши локоть, высвободил руку. Журавский усмехнулся:

– Ну-ну… Вы человек остроумный. Кроме того, я заметил, материально в какой-то степени независимый? Так что наши предложения, как можно понять, категорически и даже с брезгливостью некоторой отвергаете. Что ж, дело ваше… Забудем. А то уж совсем рехнулись: Копенгаген, ночь чудесная, выпили, а все о проблемах наших несчастных… Лучше о других материях, более приятных, поговорим. Я вот на канал здесь смотрел и вспоминал одну такую поездочку, пару лет назад… Ездили мы хорошей такой компанией в Венецию, на конгресс…

Он задержал дыхание. Что это?! Этот конгресс, эту поездку, эту компанию он отлично помнил. Словно площадь взорвалась криками – зашумело в голове. Странно, раньше ведь такое бывало только в тишине и уединении… Но Венеция, что же это?..

– …Она у вас же в Институте и работает, между прочим. Ну, по-джентльменски, не буду фамилию называть… И вот в такую же, только много теплее, ночь стоим мы, представляете, на палубе огромной такой гондолы, они там бывают и маленькие, такси как бы, и здоровенные, вроде автобусов… Не бывали в Венеции? Ну, надо найти какую-нибудь поездку, посмотреть это чудо… Да. Значит, стоим мы с нею на палубе, музыка играет… Помните, в тот год всюду это крутили, в ушах навязло? Как ее… Ну в общем, романтическая была ночь, да…

Утром он в семь вылетел из гостиницы – в номере никак не мог справиться с телефоном, добежал до ближайшей кабины автомата, нашел на стенке номер международной, набрал код… Там уже девять, она как раз должна прийти на работу. Ответила сразу. Слышно, как и отовсюду, было лучше, чем в Москве.

– Это я, – сказал он, как говорят все и всегда, звоня самым близким, – здравствуй.

Она задохнулась, потом счастливо засмеялась:

– Ты… Ну что, что? Рассказывай скорей! Ты из гостиницы звонишь?

– Нет, из автомата. Ты одна, можешь говорить? – он зажал в горсти монеты, целую кучу которых наменял у портье, но автомат жрал их с невероятной скоростью.

– Пока одна, одна, девочки сегодня будут попозже, отпросились… Скучаю, уже скучаю…

– Скажи, а в Венеции, когда ты ездила с Журавским, ты тоже сильно скучала обо мне?

Он чувствовал себя почему-то последним подлецом, задавая вопрос, который повторял всю ночь, наливаясь в номере с неразобранной постелью ненавистью и дешевым виски, какой-то местной подделкой, купленной в грязнейшей забегаловке ночью же, когда от подъезда гостиницы повернул в переулок, бросив: «Пройтись!» – на встревоженный вопрос Плотникова вслед. Пустела грязноватая пластиковая бутылка, ныла печень, да и сердце постукивало недовольно… На рассвете принял плохо регулирующийся кранами душ – гостиница была не из самых дорогих. Долго брился, допил желтую дрянь, утром показавшуюся не такой уж дрянью. Заел тремя облатками аллохола, без которого уже давно не жил, подумал – и проглотил еще одну, после таких издевательств и более здоровые внутренности могут взбунтоваться. Закурил… Прав был Кравцов, хорошие сигареты Prince. Ну, дай ему за это бог, пусть легкое простреленное – или что там у него, ключица сломанная? – заживет быстрее… Не в того стрелял… Оделся тщательно, больше, чем нужно, выпрыснул одеколона на горящие после бритья щеки. И, уже поняв, что с кнопками на гостиничном телефоне не разберешься – какую ни нажимал, отвечали «ресепшен», – пошел звонить.

Она молчала.

– Ты же расслышала? – спросил он безжалостно. Уже хотелось закричать: «Не слушай меня! Забудь все, ничто не имеет значения, все простительно и исправимо, я тебя люблю! Люблю, все остальное не имеет значения, слышишь, никакого!..» – но он ждал ее ответа.

– Так я и знала… – сказала она. – Так я и знала, что эта ваша поездка добром не кончится. Ну хорошо. Что ты хочешь? У меня ничего не было с ним, он приставал всю ночь, мы все поехали кататься на гондоле, я стояла на палубе, он лез, лез, но я отворачивалась и смеялась – не лупить же его было по морде… Потом мы вернулись в гостиницу. Там всюду крутили эту музыку, я сходила от этой музыки с ума – помнишь, у нас еще только начиналось, и мы бродили по всем ресторанам в Москве, тогда все это еще было по-другому, и всюду была эта музыка, забыла название… Он пытался войти ко мне в номер, я его не пустила и промучилась всю ночь, вспоминая тебя, – вот и все. Ну подумай сам, как я могла бы с ним? Он жирный и старый…

– Не такой уж жирный, – ответил он и повесил трубку.

В десять утра он сказал знакомому парню с Би-би-си, что хочет собрать пресс-конференцию. Зачем, удивился парень… А вот слушай, сказал он. Дамы и господа! Я не хочу участвовать в международных финансовых аферах подобно некоторым присутствующим на этой конференции. Не имея доказательств, воздержусь от имен, но…