Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист

— Шьот шьяс! — восклицает он и платит за весь стол, за что ему большое спасибо. Оливье Рубинстейн [265] Оливье Рубинстейн — директор французского издательства “Деноэль”. объясняет мне, что можно посмотреть Москву, следуя по маршрутам “Мастера и Маргариты” Булгакова, типа как Дублин — по “Улиссу” Джойса. Когда эти романы станут никому не нужны (а это время уже не за горами), их можно будет использовать еще некоторое время в качестве путеводителей — тоже дело. Продолжение рассказывать не буду, чтобы никого не выдать, но, поскольку мне вас жаль, я упомяну все-таки, что в Москве есть кафе “Пушкин”, “Кармабар”, “Сафари Лодж” и “Night Flight” (на Тверской улице, московских Елисейских Полях). Я нигде не видел такого количества худосочных корыстолюбиц: “Французы говорят, что я похожа на Кароль Буке, только лучше. А это кто, Кароль Буке?”.

суббота

Иду вдоль Москвы-реки, грязной и безропотной, сжимая твою руку в своей. Целуясь на морозе минус двенадцать, мы рискуем примерзнуть друг к другу навсегда. Ничего плохого в этом не вижу. Бледные освещенные фасады в пьяной ночи — каждая ее секунда запечатлелась в моей памяти навечно. “Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва”, — писал Маяковский. Я наоборот. Москвичи зарабатывают в среднем 400 долларов в месяц: как им удается оплачивать GSM? Легко: они все левачат по ночам. Мы бродим по Патриаршим прудам. В начале “Мастера и Маргариты” Берлиоз, редактор толстого художественного журнала, встречает тут Дьявола, который предсказывает, что ему трамваем отрежет голову. Но нас на таком собачьем холоде ни один черт даже не окликнул. Я понимаю, почему у Булгакова действие романа происходит летом. По возвращении в отель секс становится вопросом биологического выживания.

воскресенье

Русская зима победила Наполеона и Гитлера — а нас нет! В самолете на обратном пути я читал дневник Эрве Гибера и в какой-то момент, закрыв его, сказал Дантеку:

— Чтобы книга продалась, надо умереть.

— Я как раз над этим работаю, — ответил он невозмутимо.

понедельник

“Вот что происходит с романом: читатели не желают больше читать абсолютно выдуманные истории. Им необходима модель, подлинник. Они хотят, чтобы написанное было связано с реальными фактами”. В.С. Найпол, интервью газете “Монд”. Лауреат Нобелевской премии повторяет мои слова — пустячок, а приятно.

вторник

Забив косяк, Людо мудреет на глазах. И всякий раз, когда в разговоре с ним я затрагиваю жизненно важные темы, он начинает забивать следующий.

— Моя любимая изменяет мне с тобой.

— Сейчас еще один забью.

— Бога нет.

— Сейчас еще один забью.

— В чем смысл жизни?

— Сейчас еще один забью.

— Французы не умеют играть в футбол.

— Сейчас еще один забью.

Это фраза-решающая-все-проблемы.

четверг

Моя цель — отыскать утопию, которая не выглядела бы смешно.

пятница

“Пари-матч” (журнал) хвалит Матч ТВ [266] Матч ТВ — французский спутниковый канал. (филиал). Я охреневаю, видя, как демократизируется телевидение. Не проходит и дня, чтобы не создали новый канал с двадцатью программами, каждая из которых нанимает по десять обозревателей. Итого двести рабочих мест для молодых кретинов покруче меня. Как жаль, что я появился на телевидении именно тогда, когда оно перестало быть частным клубом. Мне остается только перейти на центральные каналы, которые занимают то же место на голубом экране, что Премьер-лига в футболе.

суббота

Пилот ле Хот задал в “Куполе” [267] Пилот ле Хот — французский поэт; “Куполь” — парижcкий ресторан на Монпарнасе. правильный вопрос:

— Хлеб — это тело Господне, вино — это кровь Господня, а “Бурсен” [268] “Бурсен” — сорт французского мягкого сыра. — это что?

воскресенье

Мечтаю стать бумерангом. Тебя кидают, а ты им — обратно, в морду.

понедельник

Франсуаза: Я такая суперская, так бы себя и трахнула.

Ни в чем себе не отказывай. А еще она говорит:

— С моей внешностью и твоей известностью у нас скоро будет аншлаг.

вторник

Приземляюсь в Барселоне в тот самый момент, когда там собираются отмечать 150-ю годовщину со дня рождения Антонио Гауди [269] Антонио Гауди (Гауди-и-Корнет, 1852–1926) — испанский архитектор, работавший в Барселоне. . Уверен, что барселонцев так же затрахают с этой датой, как нас с Гюго. Но Гауди это заслужил в большей степени: предок Х.Р. Гигера, почтальон Шеваль [270] Х.Р. Гигер — швейцарский художник-фантаст, график, иллюстратор; почтальон Шеваль — французский сельский почтальон, получивший известность благодаря причудливой архитектуре своего дома, вызывавшего восхищение у поэтов-сюрреалистов. в каталонском варианте, сумел уговорить богатых испанцев финансировать его безумные проекты. Город кишит зданиями в форме драконов, и мне кажется, что они дышат. Это ни красиво, ни уродливо, просто забавно. А здорово, наверное, жить в сновидении сумасшедшего. Почему современные архитекторы кажутся по сравнению с этим такими унылыми? Мне надоели прямые стены, хочу жить в пряничном домике.

среда

В Испании мне всегда очень трудно произносить “ола!” вместо “хелло”. Выбрав нечто среднее, говорю изумленным собеседникам “хела” или “холло”. Еще у них манера произносить “в” как “б”. Иногда путаница получается очень поэтической. Например, иберийцы говорят “libre” [271] Свободный (франц.). , когда хотят сказать “livre” [272] Книга (франц.). — симБолично, не правда ли? А “хочу видеть” превращается в “хочу выпить”, что звучит намного уютнее.

четверг

Баррио Чино [273] Баррио Чино — китайский квартал Барселоны. — бывшая клоака, ставшая ловушкой для бельгийских туристов. Теперь дно высших слоев буржуазии носит имя Борн [274] Борн — модный район Барселоны. . Тут ужинают в “Кокотт” (бульвар Борн), потом пропускают по 36 джин-касов в “Борнео”, “Джимлете”, “Суборне” и “Мирамелиндо”. Если с самого начала этой книги вы аккуратно записывали адреса, которые я упоминаю, вы станете таким же крутым, как и я. Проблема в том, что вы все равно предпочтете отметить Рождество с дурнушкой женой и прыщавыми детками, а потом поехать в Ла-Плань [275] Ла-Плань — горнолыжный курорт во Франции. , в снятую на неделю двухкомнатную распашонку. Я уважаю ваш выбор.

пятница

Только одиночество позволяет настроиться на волну города. В Барселоне в 22 часа начинается комендантский час для тех, кому за 22. С полным ртом “пата негра” (эта ветчина из черноногой свиньи здесь вкуснее, чем в Париже, потому что я сноб) иду под склоненными ветвями деревьев вниз по Рамбла. Рамбла — это Круазет, идущая перпендикулярно к берегу. Вместо того чтобы гулять вдоль Средиземного моря, прешь прямо на него, смотришь ему в лицо, и такое чувство, что, разгоняясь от бара к бару, мчишься к темной воде, туда, вперед, в омут. Переулки вокруг Пласа Реаль идут то вверх, то вниз, город начинает вибрировать у меня под ногами, стены бегут навстречу, а булыжники мостовой выворачивают мне щиколотки. С умным видом пересчитываю бутылки, выставленные в ряд за спиной бармена в “Шиллинге” (ул. Ферран, 23). Притворяюсь, что поглощен изучением того, что происходит на стене. “Ну ни хрена себе: муха села! Поди ж ты: улетела!” Никогда бы не подумал, что в один прекрасный день с такой страстью буду внимать ремиксу Моби.