Лия Флеминг - Спасенная с «Титаника»

Вопрос, висевший в воздухе много лет, наконец прозвучал.

– Я не сбегал. Я вообще не собирался ехать с отцом, так получилось. Тогда я был еще слишком мал и не сообразил, что он сделал, а потом было уже поздно.

– Ты ведь мог вернуться с Селестой. Мы по тебе скучали.

– Знаю. Еще раз повторюсь: я был ребенком и мало что понимал, а позже… Не все было так просто. Оставалась еще бабушка. Ей тяжело приходилось, и все из-за пьянства отца. Я так долго прожил в Штатах, что возвращаться уже не имело смысла. Ну а теперь там меня держит бизнес.

– Я слыхала, ты процветаешь? Что-то не могу представить тебя водителем грузовика.

– Оставь свой английский снобизм, – засмеялся Родди. – Я как-никак офицер армии Соединенных Штатов, – он постучал по лацкану, – так что веди себя прилично.

В молчании они обошли собор, словно обычные туристы, слушая гулкое эхо шагов по каменным плитам. Все ценное заколотили досками или вывезли; внутри было пусто и холодно. Элле захотелось поскорее выйти обратно на солнышко.

– Пора домой. Боюсь, нас уже ждет вултонский пирог [30]миссис Аллен. Считай, что я тебя предупредила, – улыбнулась Элла.

– Ничего не упустила? – поинтересовался Родди.

Элла озадаченно посмотрела на него.

– Ты о чем?

Он показал на узкий проход, ведущий на Бикон-стрит.

– Если не ошибаюсь, мы должны пройти полным маршрутом, а значит, заглянуть в Музейный сад и поздороваться со старым морским волком.

– Капитан Смит! Я думала, ты про него давно забыл.

– Что ты, как можно! Если бы не он, мы с тобой тут бы сейчас не стояли, – произнес Родди.

Ну вот, они словно бы и не расставались. «Старший брат» вновь рядом с ней, такой же, как всегда.

– А знаешь, я ведь познакомилась с родной дочерью капитана. Ты не поверишь!

Родди толкал коляску, а Элла увлеченно рассказывала свою историю, не подозревая, что он смотрит на нее новыми глазами. Появись девушка с ее внешностью на авиабазе, все просто остолбенели бы от восхищения. Может, если бы он остался в Англии… Что ж, она замужем и для него недосягаема. Ну и поделом ему: слишком долго откладывал приезд.

Где-то рядом разорвался снаряд.

– На землю, падре! – выкрикнул голос из стрелкового окопа.

Фрэнк прыгнул, машинально прикрывая голову, и, распластавшись лицом в грязи, принялся читать молитву. Он знал, что в сражениях фортуна не жалует духовников. Фрэнк был весь перепачкан кровью и дико устал. Высадка в Анцио прошла легче, чем они предполагали, но теперь, после немецкой контратаки, они застряли на прибрежном плацдарме, пытаясь преодолеть хорошо укрепленную линию обороны.

Кажется, что бои в Северной Африке закончились очень давно. Как много товарищей Фрэнка погибло от ударов бомб, разорвавшихся мин, артиллерийских обстрелов, сколькие из них не выдержали военных тягот… Видимо, быстрого перехода из Неаполя в Рим не получится, наступление будет тяжелым.

Командир часто шутил, что Фрэнк воюет с той же страстью, с какой монах читает молитвы, однако это было не совсем верно. Перебегая из одного грязного окопа в другой, сгибаясь пополам, чтобы избежать снайперских пуль, он почти ничего не чувствовал, действовал механически. В последнее время он стал носить на рукаве повязку Красного Креста, и это уже не раз помогало ему, когда он вытаскивал раненых, оставшихся на поле боя, или соборовал умирающих. Не все солдаты неприятеля отличались бессердечием: некоторые немецкие пехотинцы отдавали дань уважения противнику и временно прекращали огонь. Некоторые, но не все.

Сейчас, после недавней бомбежки, Фрэнк должен отыскать на поле боя убитых и раненых с обеих сторон и на себе вытащить тех, кто еще жив. Это самое меньшее, что он может сделать. Они его семья, братья по оружию, они нуждаются в нем, и все же… На сколько еще хватит у него сил, а главное, мужества?

Пушки «Анцио Энни» [31]бухали все ближе, молитвы Фрэнка, скорчившегося в грязи, становились все жарче.

– Вымоли нам спасение, святой отец! – крикнул кто-то.

Это его жизнь – бок о бок с солдатами, пробивающими путь на север. С тех пор как они высадились на итальянской земле, их одежда и раскисшие ботинки никогда не просыхают, они спят на голой земле, из еды – только сухой паек «С». Неужели кто-то может спать под крышей, накрывшись одеялом, когда люди торчат по пояс в воде и грязи, а пушечная пальба им вместо колыбельной?

Чуть позже Фрэнк проведет ежедневный ритуал: снимет с погибших армейские жетоны и постарается установить их личности, даже если опознавать практически не по чему. В ноздри постоянно бьет тошнотворно-сладкий запах смерти. Самое тяжелое – сидеть рядом с трупами и ожидать, пока выкопают яму для захоронения. Иногда мертвых так много, что они сложены штабелями, точно дрова. Останки бережно укладывают в могилу, отдельные конечности – рядом с телами, лишенными рук и ног. Каждая заупокойная служба дается Фрэнку труднее предыдущей. Десятки молодых парней, которых он знал, в мгновение ока отправляются на тот свет, сраженные осколком снаряда или пулей снайпера. Это не война, а бойня…

Порой идентифицировать погибшего можно лишь по отпечатку пальца. Всякий раз, когда Фрэнк обводит взглядом длинный ряд тел, узнавая знакомые лица, часть его души умирает вместе с ними. Как можно произносить благословения, видя столько оборванных молодых жизней? И тем не менее это его работа. После того как трупы накроют холстиной и забросают землей, Фрэнку предстоит написать гору похоронных писем. Иногда он так устает, что перо застывает в пальцах, и он часами смотрит в пространство, моля Бога ниспослать ему сил в тысячный раз исполнить свой скорбный долг.

Англо-американские войска вгрызаются в землю под шквальным артиллерийским огнем с Албанских гор. Пробиться вперед практически невозможно. Устранить вражеские орудия, расположенные в выгодной позиции, способна только авиация. Противник контролирует каждое движение на прибрежной территории, блокируя атаки.

Если Фрэнку удается заснуть, ему снятся кошмары: совсем юный парнишка на последних секундах жизни цепляется за английский флаг. «Не дайте мне умереть, падре, я не хочу умирать…» Фрэнк мог лишь держать несчастного за руку, пока остекленевший взгляд паренька не устремился в блаженную пустоту. Еще ему снится немец, который прижимает к губам фото своего сына и плачет. «Святой отец, помогите мне, я хочу исповедаться». Фрэнк помолился над ним, отпустил грехи, как любому из своих солдат. Кто знает, добровольно или по принуждению этот человек пошел в армию, и насколько претили ему война, боль и кровь?

Есть и такие, кто при виде священника плюются и чертыхаются. «Пошел вон! Ступай куда-нибудь в другое место, обойдемся без тебя!» Хотя большинство солдат испытывают облегчение, когда Фрэнк приходит к ним, точно пес, учуявший запах людей. Он приносит письма, передает весточки, слушает жалобы или просто сидит вместе с ними, дымя сигаретой.