Паринуш Сание - Книга судьбы

– Прежде всего, я не пойду к бабушке, потому что я буду стеснять жену дяди Али: при мне она закрывает лицо, а потом жалуется и ворчит. Во-вторых, о Ширин позаботится госпожа Парвин, а Масуд и так уже большой и не нуждается в моем присмотре.

Он был прав, но я не знала, как обстоят дела, и опасалась, что его юная и пылкая душа не справится с тем, что нам еще предстоит узнать и пережить.

– Послушай, сынок, – сказала я. – Для тебя есть и другие поручения. Нужно найти кого-то, кто мог бы нам помочь. Расскажи обо всем дяде Али – может быть, он знает кого-нибудь в каком-нибудь из комитетов. Я слыхала, его шурин вступил в Корпус стражей исламской революции. Если нужно будет, сходи и поговори с ним. Только будь осторожен и не говори ничего, что могло бы еще более повредить отцу.

– Разумеется, – сказал Сиамак. – Я не ребенок. Я знаю, что сказать.

– Хорошо. А затем иди к тете Фаати и расскажи обо всем Садегу-аге. Может быть, он знает тех, кто мог бы помочь. И если хочешь, оставайся у них. Сейчас главное – выяснить, где твой отец. Потом я скажу тебе, что делать дальше.

– А к дяде Махмуду надо сходить? – спросил Сиамак. – Он ведь тоже может помочь. Говорят, он даже возглавляет какой-то комитет.

– Нет. После той ссоры с твоим отцом вряд ли он станет нам помогать. Оставим его про запас. Я приду повидаться с тобой, как только смогу. И тебе завтра необязательно идти в школу. Надеюсь, к субботе многое прояснится.

Но ничего не прояснилось – все оказалось сложно и запутанно. Мы с отцом Хамида два дня подряд обходили его друзей и знакомых, но все тщетно. Влиятельные некогда люди по большей части уехали из страны, остальные лишились должности или же вовсе ударились в бега.

– Все переменилось, – вздыхал отец Хамида, – мы тут больше никого не знаем.

Выбора не оставалось: придется искать Хамида самим.

Руководители полицейских участков и подразделений отрицали причастность к аресту: они-де не располагают информацией. Нас направляли в различные правительственные комитеты. В комитетах нас спрашивали, в каком преступлении обвиняется Хамид. Мы не знали, что отвечать. Со страхом и трепетом я бормотала: возможно, причина в том, что он – коммунист. Никто не считал себя обязанным дать нам ответ. Или же это по соображениям секретности они не говорили нам, где прячут Хамида.

Два дня спустя, еще более измученная, чем прежде, я пошла к матушке в надежде там найти какую-нибудь помощь. Фаати с детьми была у нее – все ждали и волновались.

– Могла бы хоть позвонить! – попрекнул меня Сиамак.

– Нет, мой хороший, не могла. Ты себе представить не можешь, каково это было. Мы побывали в тысяче разных мест и в дом твоего деда вернулись только вчера поздно ночью. Мне пришлось остаться у него, потому что на сегодняшнее утро на полвосьмого была назначена еще одна встреча. Но ты ведь говорил с бабушкой, верно?

– Да, но я хочу знать, что вам с дедом удалось выяснить.

– Как только будут какие-то новости, ты услышишь их первым. А теперь собирай вещи – мы возвращаемся домой.

Обернувшись к Али, я сказала:

– Али, вы с Махмудом знаете множество людей из разных комитетов. Не могли бы вы разузнать, где именно держат Хамида?

– По правде говоря, сестра, про Махмуда можешь забыть: он даже имени Хамида не желает слышать. А что до меня, я не могу вот так в открытую расспрашивать о нем. Как-никак твой муж – коммунист: не успеешь оглянуться, и меня самого обвинят во всех прегрешениях. Но потихоньку я буду разузнавать.

Я была разочарована и чуть было не ответила ему резкостью, но сдержалась: без него нам не обойтись.

– Садег поговорит с теми людьми, кого он знает, – сказала Фаати. – Не терзай себя так. От тебя ничего не зависит. И к чему возвращаться домой?

– Надо, – сказала я. – Ты себе не представляешь, в каком там все виде. Нужно прибраться. И мальчикам в субботу в школу.

– Тогда оставь у нас Ширин, – предложила Фаати. – Ты начнешь хлопотать, а она будет мешаться. Фирузе ее очень любит и играет с ней, точно с куклой.

Фирузе исполнилось пять лет, она была мила и прекрасна, словно цветок, а Фаати ждала второго ребенка.

– Нет, дорогая, – сказала я ей. – В твоем состоянии тебе трудно заботиться о младенце, да и мне спокойнее, когда дети при мне. Вот если бы госпожа Парвин могла…

Госпожа Парвин, которая эти два дня с любовью нянчила Ширин и явно огорчилась, услышав, что я собираюсь забрать девочку, подскочила и сказала:

– Конечно, я поеду с тобой.

– Разве у вас нет своих дел? – спросила я. – Не хотелось бы навязываться.

– Каких дел? Благодарение Аллаху, у меня нет мужа, нет обязанностей, а по нынешним временам никто не шьет на заказ. Поживу у тебя недельку, пока жизнь не наладится.

– Госпожа Парвин, я вас люблю! Что бы я без вас делала? И как, когда я смогу воздать вам за вашу доброту?

Всю пятницу мы приводили в порядок дом.

– Когда они в тот раз проводили обыск, отец, упокой Аллах его душу, прислал работников нам на помощь, – сказала я госпоже Парвин. – А теперь я одна, всеми брошена. Как же я тоскую по отцу, как без него трудно!

Мой голос прервался, а Масуд – я и не заметила, что он поблизости – подбежал ко мне, схватил за руку и сказал:

– У тебя есть мы! Мы тебе поможем! Не печалься, ради Аллаха!

Я растрепала его красивые волосы, заглянула в ласковые глаза и сказала:

– Знаю, дорогой. Пока у меня есть вы, я справлюсь.

На этот раз налетчики не тронули комнаты Биби и подвал, впрочем, почти пустой. Уборку можно было ограничить вторым этажом, и ко второй половине дня мы навели там какой-никакой порядок – по крайней мере с виду. Я отправила мальчиков в ванну, а потом усадила за домашние задания – у обоих накопились долги – и просила подготовиться к школе. Но Сиамак не находил себе места. Он не хотел делать уроки, все время дергал меня. Я понимала, что у него есть основания нервничать, но долго ли я могла терпеть?

В конце концов я села перед мальчиками и строго им сказала:

– Вы сами видите, сколько всего мне приходится делать, вы знаете, сколько у меня хлопот и как болит голова, вы понимаете, что я должна одновременно думать и заботиться о многих вещах. По-вашему, у меня силы немереные? Если вы не поможете, если вы еще подбавлять будете к моей ноше, я рухну И самая лучшая от вас помощь – делайте уроки, чтобы мне хоть об этом не беспокоиться. Вы хотите мне помочь или как?

Масуд от всего сердца обещал, обещал, хотя и неохотно, Сиамак…

В субботу я снова бегала по комитетам. Отец Хамида постарел сразу на много лет, того гляди сляжет от горя. Мне было его жаль, и я не хотела повсюду таскать его за собой.

И сколько я ни бегала, все попусту. Никто не отвечал на мои вопросы. Другого выхода не оставалось – я поняла, что придется обратиться к Махмуду. Было бы проще поговорить с ним по телефону, но я знала, что его домашние научены отвечать мне, если я вдруг позвоню, что Махмуд подойти не может. Я заставила себя дойти до его улицы и ждала на углу, пока не увидела, как он возвращается и входит в дом. Тогда я позвонила в дверь и вошла. Этерам-Садат приветствовала меня холодно. Голам-Али, завидев меня во дворе, весело окликнул: “Здравствуй, тетя!” – и только потом припомнил, что со мной любезничать не следует, нахмурился и отошел в сторону.