Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

Прижавшись пухлыми губами к самым прутьям клетки и распластав по спине волосы, собранные в длинный хвост оттенка корицы, Руби Дор в последний раз просвистела случайный набор нот, который ни за что не издал бы человек с музыкальным слухом. Однако птица молчала. Пытаясь заглушить разочарование, хозяйка принялась стирать пыль с витрин на стенах таверны, в которых хранились скопившиеся за годы сувениры с бифитерами. Коллекцию начал собирать ее отец, предыдущий хозяин заведения, который переехал со второй женой в Испанию, смертельно устав от выслушивания одних и тех же разговоров. В витринах были выставлены сотни статуэток бифитеров, пепельницы, стаканы, кружки, наперстки и колокольчики — и на каждый предмет было нанесено изображение знаменитого бородатого господина в алом «государевом платье», дополненном розетками на ботинках и по бокам от коленей.

Таверна «Джин и дыба» была единственным домом в жизни Руби Дор с того самого дня, когда она появилась из утробы матери, выскользнув из дрожащих пальцев отца и стукнувшись головой о линолеумный пол. В тот день, когда ожидалось появление Руби Дор на свет, тауэрский доктор сидел в баре, предаваясь увлечению, которое стало источником всех его самых страшных мук. Когда ему вежливо сообщили, что у жены хозяина начались схватки, он отмахнулся. «Ей еще рано», — твердо заявил он. После чего вернулся к партии в «Монополию», в которую играл с одним из бифитеров больше двух часов кряду. Тот бифитер был единственным из обитателей крепости, кого врач еще не обыграл, — лишь потому, что они еще ни разу не играли друг с другом.

Превосходство доктора было абсолютно. Пока бифитер за бифитером отправлялись в тюрьму, врач широкого профиля стремительно проходил очередной круг, скупая недвижимость с чудовищной алчностью. Заграбастав себе всю недвижимость на полях одного цвета, он удваивал арендную плату и, даже не краснея, протягивал руку за денежками, когда его соперник оказывался в его владениях. Подобную стратегию многие считали запрещенной. Пытались отыскать правила игры, но оказалось, что они утеряны, и некоторые даже обвиняли доктора, что он нарочно их спрятал. Страсти в крепости разгорелись до такой степени, что пришлось обратиться за справедливым судом к производителю настольной игры. Он прислал письмо, напечатанное плотным шрифтом, уверяя, что методы доктора не противоречат священным правилам.

Врач широкого профиля, который неизменно делал эпицентром своей гостиничной империи Стрэнд, Флит-стрит и Трафальгарскую площадь, считал, что своим успехом обязан «башмаку», и потому всегда играл только этой фишкой. Каких только взяток ему не предлагали, чтобы он обменял «башмак» на «шляпу с роскошными полями», на «мотоцикл с крохотными колесиками», даже на «скотчтерьера с симпатичной мохнатой шерсткой». Но ничто не могло заставить его отказаться от башмака.

Когда доктору на ухо снова зашептали, что схватки тревожно усиливаются, доктор развернулся к гонцу и отрезал: «Я поднимусь через минуту». А когда в следующий миг он взглянул на игровое поле, «башмак» исчез. Он тут же обвинил бифитера, который с негодованием отверг обвинение в воровстве. Игра была прервана на тридцать четыре минуты — массивный доктор затолкал свои розовые пятисотфунтовые банкноты в нагрудный карман и принялся ползать между ножками стульев, выискивая священный «башмак». Когда он вернулся на место с раскрасневшейся физиономией и пустыми руками, то потребовал, чтобы противник вывернул карманы. Бифитер повиновался, после чего с кривой усмешкой предложил доктору играть дальше «утюгом». В тот миг, когда медик уже хотел объявить о временной приостановке игры, бифитер вдруг начал задыхаться. Мгновенно догадавшись, в чем дело, доктор поставил его на ноги, развернул спиной к себе и применил прием Геймлиха. И когда Руби Дор выпала на кухонный пол, спорный «башмак» выскочил изо рта бифитера и приземлился на игровое поле, разметав ряд маленьких красных гостиниц.

Вытерев пыль с витрин, хозяйка таверны вернулась на свой высокий стул перед пивными кранами. Она поставила ноги на пустой ящик и потянулась за своим вязанием. Когда-то она заглушала таким способом желание курить, но новая привычка оказалась еще более привязчивой, чем сигареты. Через некоторое время она вспомнила о тесте на беременность, сделанном поутру в туалете, и снова решила, что результат неверный. Не в силах больше терпеть неопределенность, она поднялась со стула. Обогнув лужу, растекшуюся по истертым плиткам пола, она взяла пальто и вышла, захлопнув за собой дверь.

Прижимая подбородок к груди, чтобы дождь не заливал глаза, она пробежала мимо кафе «Тауэр», где укрылось несколько туристов, которые уже горько раскаивались в том, что попробовали местные деликатесы. Завернув за угол Белой башни, она стремительно миновала казармы Ватерлоо, и, когда добралась до ряда домов со светло-синими дверями, выходящими на Тауэрский луг, ее мокрые от дождя волосы, собранные на затылке в хвост, тяжело хлопали ее по спине.

После яростного стука доктор Евангелина Мор наконец открыла дверь и отступила в сторонку, впуская промокшую хозяйку таверны. Извинившись за свои мокрые ноги, Руби Дор прошла по коридору в кабинет. Она села за стол на стул со скрипучим кожаным сиденьем и подождала, пока врач тауэрской общины займет свое место. Только тогда она сказала:

— Прошу прощения за вторжение, но мне кажется, что я беременна.

Через несколько часов, когда тьма расползлась над парапетами стен, Бальтазар Джонс топтался перед таверной «Джин и дыба», собираясь с духом, чтобы войти. Он не стал переодеваться после дежурства, потому что мысли были заняты предстоявшей встречей, на которой он должен был сообщить обитателям Тауэра о новом зверинце. Многочисленные слухи уже ходили по крепости, и самые мрачные утверждали, будто тиграм позволят свободно гулять по всей территории по вечерам после ухода туристов. Неожиданно вывеска над дверью, изображающая бифитера, приводившего в действие дыбу, заскрипела от ветра. Бальтазар Джонс вошел и увидел своих сослуживцев, которые тоже не успели переодеться и уже сидели за столиками, каждый с пинтой пива перед собой на столе и с женой под боком.

Зная, что найдутся сильно недовольные проектом, потому что ничто так не выводило бифитеров из равновесия, как изменения в привычном укладе жизни, Бальтазар Джонс направился прямо к бару. Руби Дор, которая все еще не забыла, как он довел ее канарейку до обморока, в итоге соизволила нацедить ему пинту «Дочери Сквенджера» [9]   «Дочь Сквенджера» , или «дочь мусорщика» — орудие пыток, известное также как «аист» или «журавль», вынуждавшее жертву сидеть, согнувшись в неестественном положении. Существует версия, что это орудие было названо по имени коменданта Тауэра, в правление которого оно появилось в арсенале пыточной. , заказанную не столько из любви к пиву, сколько в знак примирения. Единственный эль, который варился на территории крепости, некоторые обитатели Тауэра считали даже более отвратительным, чем орудие пытки, в честь которого он был назван. Бальтазар Джонс успел с неохотой сделать всего три глотка, когда с места поднялся главный страж и потребовал тишины, после чего попросил объяснить собравшимся, что за катастрофа вот-вот у них разразится.