Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

Пока они пили кофе, один из мужчин, которых они видели в парке тыкающих палками в кусты, появился в дверном проеме и спросил:

— Вы, случайно, не видели поблизости бородатую свинью?

Они ответили, что не видели, и обещали внимательно смотреть на обратном пути — обоих взволновала перспектива увидеть свинью с бородой. Но когда они возвращались в бюро находок Лондонского метрополитена, Валери Дженнингс совершенно об этом забыла, потому что смотрела только на Артура Кэтнипа.

Той ночью тиканье часов на ночном столике казалось в темноте особенно громким. Поглядев, сколько времени, Геба Джонс подумала, что может и вовсе не уснуть. Она перевернулась на бок, подальше от мужа, который спал беспокойно, и вспомнила вечер. Бальтазар Джонс ушел в комнату на верхнем этаже, как обычно, не сказав ни слова о том, как прошел день, а она осталась сидеть на диване, страдая от горя, и не понимала, как же он мог забыть.

Она вспомнила последний день рождения Милона, на который он в очередной раз попросил химический набор. Он выпрашивал его с того дня, когда отец рассказал ему, как сэр Уолтер Рэли готовил свой гвианский бальзам в курятнике. К ее большой тревоге, он забил мальчишке голову байками о целительном ликере, в состав которого входили золото и рог единорога и который исцелил королеву Анну от опаснейшей лихорадки.

— Папа говорит, королева была просто поражена, она попросила еще спасти жизнь своему сыну, принцу Генри, — рассказывал мальчик, когда до дня рождения оставалось всего несколько дней. — Чем только его не лечили — прикладывали к голове мертвых голубей, а к пяткам — половинки разрезанного петуха… Но едва он сделал глоток целительного ликера, как открыл глаза, сел и заговорил!

Геба Джонс продолжала чистить картошку.

— Только твой отец забыл сказать, что вскоре после этого принц умер, — отозвалась она.

Несмотря на все просьбы сына, Геба Джонс отказалась покупать химический набор, опасаясь несчастного случая, хотя муж уверял, что будет лично присматривать за каждым экспериментом. Когда мальчик снял обертку со своего подарка, в коробке оказался телескоп, исключающий какую бы то ни было вероятность взрыва. Родители отнесли его на самый верх Соляной башни, и Бальтазар Джонс показал сыну все звезды, какие видел первый королевский астроном, когда жил в крепости.

— Если до телескопа все-таки доберутся вороны, только скажи, и я принесу дедушкин дробовик, — пообещал бифитер.

Хотя Милон, кажется, был в восторге от перспективы превратить гнусных птиц в кучки черных перьев, Геба Джонс понимала, что созерцание планет нисколько не похоже на те эксперименты, о каких он мечтал. Догадываясь о разочаровании сына, она заверила его, что он получит вожделенный подарок на двенадцатилетие. Которого так и не случилось. Когда она перевернулась на бок, спасаясь от воспоминаний о несдержанном обещании, горячая слеза скатилась по ее щеке.

Через несколько часов она проснулась. В комнате все еще было темно. Мгновенно почувствовав отсутствие мужа, она провела рукой по простыне и обнаружила, что постель с его стороны еще теплая. Откинув старенькое одеяло, она выбралась из постели и раздвинула шторы. Поглядела на Тауэр, подернутый тонкой утренней пеленой. Сквозь дождь, грязными каплями стекавший по стеклу, она увидела фигуру мужа, медленно взбиравшегося на крепостную стену в мокрой, прилипшей к телу пижаме. Когда он в конце концов вернулся домой, спрятав в карман халата флакон с новым образчиком дождя, то обнаружил, что Гебы Джонс нет и ее чемодана тоже.

Не в силах отправиться на службу из-за тяжести в груди, Бальтазар Джонс, переодевшись в сухую пижаму, сел на край постели и взялся за телефон. Пока он набирал номер офиса в башне Байворд, его глаза провожали каждый поворот телефонного диска и его возвращение обратно.

— Да? — ответил йомен Гаолер.

Бифитер теребил пальцами старенькое одеяло.

— Говорит йомен Джонс.

— Доброе утро, йомен Джонс. Землеройка чувствует себя превосходно. Пока утром я мылся в душе, она съела кузнечика.

— Замечательно.

— Кстати, это он или она?

— Точно не знаю. Но попробую выяснить. — Бальтазар Джонс кашлянул и добавил: — Я сегодня не смогу выйти на дежурство.

— О-о, нельзя ли узнать, по какой причине? — спросил йомен Гаолер, поднимаясь и отыскивая по комнате взглядом пачку своего инжирного печенья.

— Плохо себя чувствую.

— Правда? — прозвучал приглушенный ответ, потому что в этот миг йомен Гаолер заглянул в мусорную корзину, высматривая обертку от печенья.

Повисла пауза.

— Переел миног, — продолжал Бальтазар Джонс, разум которого кружил в водовороте отчаяния.

— Что?

Бифитер попытался вспомнить, чту сейчас сказал, и до него внезапно дошло, что он сообщил йомену Гаолеру, будто ему плохо, потому что он объелся похожей на угря рыбой, приведшей к смерти Генриха Первого. Но отступать было поздно.

— Переел миног, — повторил Бальтазар Джонс как можно тише.

— Говорите громче, я не слышу!

— Миног, — пробормотал он. — Переел.

Повисла пауза.

— Минутку, — отозвался йомен Гаолер, отложив в сторону телефонную трубку. Он подошел к книжному шкафу, стоявшему рядом с бойницей, и снял с полки книгу, куда записывали отсутствующих. Вернувшись к столу, он сел, взял телефонную трубку и выбрал ручку из старой жестянки от «Золотого сиропа».

— Как пишутся миноги? — спросил он, найдя страничку Бальтазара Джонса. Дожидаясь ответа, он вертел ручку.

— Точно не знаю, — отозвался Бальтазар Джонс, рассматривая свой мокрый халат, висевший на двери спальни.

— Мее-ноо-гии, — тянул йомен Гаолер, вписывая название болезни и ставя дату. Он помолчал секунду и добавил: — Должно быть, вкусная рыба.

Положив телефонную трубку на место, Бальтазар Джонс протянул руку к письму, которое нашел на подушке, когда утром вернулся домой, промокший насквозь и провонявший Темзой. Он перечитывал письмо уже много раз, но так и не сумел отыскать в нем намек на обещание вернуться. Зато в нем недвусмысленно говорилось о необходимости оказаться подальше от него, о горечи из-за его нежелания говорить о смерти Милона и об отчаянии из-за того, что их любовь разрушена.

Глядя на подпись внизу листка, он думал о том порыве счастливого ветра, который много лет назад бросил их с Гебой Грамматикос в объятия друг друга. Их встреча была настолько случайна, настолько неожиданна, что никак не могла быть Божественным предопределением, и с тех пор он постоянно жил в страхе перед капризностью удачи.

Потому что слишком долго он опасался, что вообще не женится. Единственный ребенок в семье, по ночам он просыпался от взрывов смеха, доносившихся из спальни родителей наверху. Он был твердо уверен, что все любовные отношения доставляют именно такой восторг, однако девушки, с которыми он встречался, разочаровывали его. Родители уверяли, что его невеста обязательно появится, но годы шли, и их уверенность так ничем и не подкреплялась, и в конце концов он решил пойти в армию, чтобы забыть про свое одиночество, и выбрал гвардию, полагая, будто там у него будет меньше шансов кого-нибудь застрелить. За день до отбытия к месту службы, когда он уже подстригся и вещмешок ждал под дверью его комнаты, он повстречал в магазине на углу поразительное создание.