Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

При виде последнего фургона, выезжавшего из крепости, Бальтазара Джонса пробрал озноб, он отвернулся, подошел к взятому напрокат автомобилю и выехал из Тауэра, направляясь в зоопарк. Рядом с ним на пассажирском сиденье стояла клетка с самой обычной землеройкой, которой наконец-то удалось протиснуть толстенные ляжки в дверь крошечного домика.

Подъехав к кованым воротам, едва не обезглавившим жирафов, бифитер поставил машину и осторожно понес клетку в зоопарк, уверив служителей, что зверюшка выросла до ошеломительных размеров из-за инжирного печенья йомена Гаолера, размеры которого ошеломляют не меньше. Он убедился, что все животные доехали благополучно, постоял немного, наблюдая, как они устраиваются на старом месте. После того как состоялась душераздирающая встреча странствующего альбатроса с подругой, он отдал перо тукана служителю сахарной летяги, который посмотрел на него с недоумением. Вернувшись к машине, бифитер постоял на тротуаре, внимательно озираясь по сторонам. Убедившись, что никто не смотрит в его сторону, он приоткрыл дверцу машины и кинул к главным воротам грейпфрут. Бородатая свинья мгновение колебалась, а затем затрусила за фруктом, и кисточка у нее на хвосте победно развевалась над толстенькими ягодицами.

Когда преподобный Септимус Дрю открыл тяжелую дубовую дверь таверны «Джин и дыба», один из бифитеров стоял на голове, изображая висячего попугайчика, который падает с флюгера Белой башни с историческим воплем. Узнав тощие лодыжки капеллана, бифитер тут же принял нормальное положение и извинился за то, что повторяет во всеуслышание птичьи глупости. Святой отец слышал эту фразу уже не впервые: сладострастный вопль с неугасающим энтузиазмом повторяли по всему Тауэру каждый раз, когда мимо проходил смотритель воронов, желая унизить последнего.

Капеллан подошел к птичьей клетке и поглядел на ее желтую обитательницу, которая внезапно разразилась мелодией. Наклонившись поближе, чтобы понаблюдать, как птичка избавляется от проклятых нот, грозящих ее удушить, капеллан не спускал глаз с Руби Дор. Как только хозяйка освободилась, он спросил, нельзя ли им поговорить наедине. Она поглядела на него, сомневаясь.

— После того, как декоративных крыс забрали, Колодезную башню снова заперли, — сказала она. — Я встречусь с вами в Уэйкфилдской башне через несколько минут.

Заглянув в маленькую часовню, где заточенного в крепость Генриха Шестого убили прямо во время молитвы, святой отец вместе с туристами двинулся на нижний этаж башни, где были выставлены орудия пытки. Он слышал разочарованное бормотание посетителей, прочитавших на стенде, что в Англии пытки применялись редко. Однако туристы повеселели, как только увидели дыбу с искушающими валиками, вращающимися в разные стороны, кандалы, в которых заключенного подвешивали за руки, и «дочь Сквенджера» с гнусными железными прутьями, из-за которых человек стоял на коленях в крайне неудобной, болезненной позе.

Когда появилась хозяйка таверны, извинившись, что так долго шла, святой отец повел ее в тень в дальнем углу комнаты. Он оглянулся, убеждаясь, что их никто не услышит, и сообщил о своем решении:

— Я собираюсь отказаться от сана, — произнес он, вглядываясь в ее лицо в полумраке.

Капеллан объяснил, что сможет, как ему кажется, лучше послужить Богу, работая в своем приюте, а не в Тауэре, где паства приходит на проповедь только для того, чтобы погреться у радиаторов. Его издатели предложили ему новый контракт на шесть книг, и аванс будет даже больше, чем прежде, и это значит, что он сможет спасти гораздо больше падших женщин, чем до сих пор. И это еще не все. Отставные бабочки стали выращивать такие потрясающие овощи, что они только что заключили договор с местным рестораном.

Последовало молчание.

— Где вы будете жить? — наконец спросила Руби Дор, теребя край своего шарфа.

— Хочу снять небольшую квартирку рядом с приютом. Мне много не нужно.

Руби Дор отвела взгляд.

— Я тоже была не вполне честна с вами, — призналась она. — Я все равно не смогу вечно скрывать это, поэтому лучше скажу сейчас. У меня будет ребенок.

Настала очередь преподобного Септимуса Дрю потерять дар речи, и они оба уставились в пол. Наконец молчание нарушила хозяйка таверны.

— Наверное, мне лучше вернуться к стойке, — сказала она.

Когда она повернулась, чтобы уйти, святой отец неожиданно для себя спросил:

— А вы не хотели бы сходить в музей Флоренс Найтингейл? Там выставлена ее ручная сова Афина.

Руби Дор остановилась и посмотрела на него.

— Она спасла ее в Афинах, и сова всюду была с нею, сидела в кармане. Она так любила птицу, что когда та умерла, сделала из нее чучело, — прибавил он.

Валери Дженнингс лежала на спине в пустом саркофаге, вдыхая запах пыльных останков древнего египтянина. Она закрыла глаза в отдающей кедром темноте, поскольку только что совершила открытие, что ее обожаемая и забытая писательница девятнадцатого века так и осталась старой девой.

Даже появление этим утром у настоящего викторианского прилавка настоящего Дастина Хоффмана не помогло улучшить ее настроение. Она просто попросила какое-нибудь удостоверение личности и, ни слова не сказав об удивительном посетителе Гебе Джонс, забрала «Оскара», который простоял у нее на столе последние два года. Она отдала статуэтку актеру так, будто отдавала связку потерянных ключей самому заурядному посетителю.

Открыв глаза, она принялась рассматривать с изнанки крышку саркофага, узор на ней был виден, потому что она подсунула под крышку книгу в твердой обложке, чтобы не задохнуться. Она снова подумала о том, какой нелепой, наверное, показалась Артуру Кэтнипу, о котором не было ни слуху ни духу с того ужина. И она горько сожалела, что отправилась на ужин с ним в каком-то чужом платье.

Неожиданно кто-то вежливо постучал в крышку саркофага. Геба Джонс далеко не сразу нашла коллегу. Она бродила по проходам между уходящими вдаль стеллажами, на которых громоздились потерянные вещи, пока не набрела на пару черных туфель с резиновыми подметками. Она огляделась по сторонам, развернувшись на триста шестьдесят градусов, но создавалось впечатление, будто Валери Дженнингс испарилась. Наконец ее взгляд упал на саркофаг, и она заметила подсунутую под крышку книгу.

Услышав стук, Валери Дженнингс поднялась, словно Дракула из гроба. Источая густой запах кедра, она выбралась наружу, молча вернулась к своему столу и открыла пакет с нарезанным пирогом «Бейквелл».

Геба Джонс направилась вслед за ней и села за стол.

— Я только что спросила у одного из билетных контролеров, почему мы давно не видели Артура Кэтнипа, и он сказал, что тот не появляется на работе, — начала она. — Он даже не позвонил им, чтобы объяснить, в чем дело. К нему домой ходили, но там никого нет, и соседи тоже давно его не видели. Все по-настоящему встревожены.