Кейт Аткинсон - Музей моих тайн

Огромная стылая луна висела над полями, окрашивая все синим светом. Иней на деревьях сверкал, словно сахарная глазурь. Ада загадала этой белой луне желание, единственное, которое осталось у них у всех, — чтобы Рейчел подохла, чтобы ее жирное тело сгнило и исчезло в земле. Она была все равно что один из зверей полевых, только это поклеп на зверей, потому что они — Божьи твари и не делают зла, а Рейчел, совершенно точно, дьяволово отродье.

Ада вынула из кармана серебряный медальон и открыла в лучах луны. Локон кудрявых волос при луне казался бесцветным. Она исчезла среди ночи. Она поцеловала каждого из них перед сном, как обычно, а утром оказалось, что ее нет, и только под подушкой у Ады остался маленький серебряный медальон, словно его положил туда призрак матери. В то утро Фредерик собрал их всех за столом и сказал, что их мать умерла. Он велел Аде варить кашу на завтрак, а сам пошел в деревню — искать кормилицу для маленькой Нелл, ругаясь по дороге: «Лучше б она эту срану мелку девку с собой забрала!» Ада не могла понять, как это мать умерла, не оставив тела. А если не умерла, то где же она?

Ада закрыла дверь — так же тихо, как прежде открыла, — и подкралась к колыбели.

— Что, Сэмюэл, по нраву тебе? Глотни холодненького, чтоб быстрей на тот свет.

Ребенок едва слышно засопел.

— А ты хилый кукушонок, как мамка тебя ни холь.

Ада медленно и решительно провела пальцем по толстой корке ветряночного пузырька, так что корка содралась и девочка топнула ногой, перемогая боль. Резко втянув воздух, она повозила пальцем в открывшемся из-под корки гное, сунула руку в люльку и помазала лицо ребенка, словно священник — миром.

— Ты что делаешь? — По каменному полу мчалась Рейчел в обширной ночной рубашке, как военный корабль под всеми парусами, пикирующий на несчастную жертву.

Ада подпрыгнула и машинально спрятала преступную руку за спину.

— Ничё, — сказала она, расплываясь в широченной улыбке.

— Маленькая лгунья! Не строй из себя невинного ягненка — отойди от люльки сейчас же!

Голос Рейчел все поднимался и поднимался — верный признак, что сейчас она впадет в невменяемую ярость.

— Если ты этого ребенка хоть пальцем тронула, я тебя на клочки разорву, поняла?

Сэмюэл в глубинах люльки едва слышно мяукнул, и Рейчел схватила Аду за руку и дернула прочь от люльки, одновременно выкручивая кисть, чтобы выхватить ее содержимое.

— Там ничё нет! — завопила Ада. — Токо моя рука — я ничё не делала — токо глянула, мне помстилось, что он кричал!

— Гляди ты, какая заботливая, — сказала Рейчел, вертя девочку так и сяк и обыскивая ее карманы, и Ада вдруг вспомнила про медальон и стала яростно выкручиваться, изгибаясь штопором, — подальше от шарящих рук.

— А это еще что, мадам? — Рейчел торжествующе воздела медальон. — Ну и ну! Я знаю, кто тебе это дал!

— Моя мать! И это не твое дело!

— Еще как мое.

Рейчел, хохоча, смотрела, как Ада пытается выхватить медальон. Она с силой толкнула девочку, так что та пролетела через всю кухню и врезалась в скамью. Рейчел принялась вертеть медальон, и вдруг застежка открылась, и мачеха выхватила светлый локон, аккуратно скрученный под стеклом, и швырнула на уголья, где он зашипел и обратился в ничто. Ада шипела и плевалась, как котенок, и уже было бросилась на Рейчел с когтями, но тут с улицы ввалился Фредерик — пьяный до того, что аж почернел лицом, и Рейчел обратила свой гнев на него:

— Вы поглядите! Позорище какое, негодный пьяница! Я теперь вижу, почему она тебя бросила…

Но он заглушил остаток ее слов ударом огромного красного кулака.

Ребенок всего час как умер, и уже ссохся, словно из него вытянули весь воздух. Но Рейчел баюкала труп, словно живого.

— Мож, я за пастором сбегаю? — вызвался Лоуренс после того, как они долго сидели в виноватом молчании; никто не шевелился, даже чтобы подбросить дров в огонь.

— Я сбегаю, — быстро отозвалась Ада.

Она, скользя и спотыкаясь в патенах, перебежала замерзший двор и поковыляла по тропе в деревню, всю дорогу молясь о прощении. Хотя ребенок умер от судорог — на нем не было ни единого оспенного пузырька, — Ада не сомневалась, что он помер по ее просьбам.

Дифтерия . Она слышала, как это слово прошептали за дверью. Красивое слово — дифтерия , как девичье имя. Рейчел послала за старым доктором Симпсоном. Доктор улыбнулся в усы, похожие формой на бараньи отбивные, заглянул Аде в горло, учуял отвратительный запах ее дыхания, увидел в горле пленки, похожие на замшу, и сказал:

— Хм, понятно… хм… — Потом взял ее за руку. — Ничего, Ада, скоро ты у нас будешь совсем здоровенькая.

И подумал: «До чего красивая девочка, и так похожа на мать».

Он вышел, и Ада слышала обрывки его разговора с Рейчел за дверью:

— Держите других детей отдельно… стремительное ухудшение… в таких случаях… кончено.

Рейчел что-то сказала пронзительным голосом, но Ада не разобрала слов; послышались шаги, удаляющиеся вниз по лестнице, и воцарилась тишина, только тикали мамины каминные часы, которые Ада попросила принести, и Рейчел, молчаливая и полная раскаянья перед лицом смерти, согласилась. Через минуту или две во дворе зацокали копыта большого гнедого жеребца, на котором ездил доктор Симпсон. Выезжая в сверкающие зимние равнины, доктор обнаружил, что думает о кудрявых волосах Алисы Баркер, и наслаждался этими мыслями, пока рядом с фермой гнедой не шарахнулся от выскочившего на дорогу зайца, чуть не скинув доктора. Ада слушала, как затихает вдали цокот копыт, а потом пошел снег.

Ада сама слышала, как хрипит у нее в горле, — она полагала, что это предсмертный хрип, потому что, если такое слышишь, уже не выздоровеешь. Сестра ее школьной подруги умерла от дифтерии прошлой зимой, так что она знала, чего ожидать. Смерть, оказывается, вовсе не такая страшная штука, если подойти поближе. Приглушенно звонили церковные колокола, словно уже ждали ее, хотя на самом деле это звонили по местному лорду, который умер несколько дней назад и сегодня его хоронили. Рождество пришло и прошло, но в комнате больной об этом не знали. Холода, которые помогли убраться на тот свет младенцу Сэмюэлу, стали еще злей, и земля была жестче железа и холодней свинца. Для Сэмюэла могилу копали, но для Ады ее придется долбить кирками.

Ночью была метель. «Все белым-бело», — сказала Рейчел, пытаясь напоить Аду ячменным отваром, но у девочки слишком сильно болело горло, и она не могла глотать. В окно пробивался ослепительный свет, отраженный от снега, и казалось, что он дрожит и переливается, как вода. Альберт, Лилиан и Нелл играли снаружи, в снегу, и их высокие голоса разбивали тишину, которую приносит с собой выпавший снег.