Наталья Нестерова - Однажды вечером (сборник)

– А папа Олег сгниует?

– Что сделает? – не поняла Инна.

– Бабуля говорит: чтоб он сгинул.

– Папа Олег останется твоим папой. В конце концов, два папы лучше, чем один? Согласен?

Они не успели закончить разговор, как прибыли Борис и Ксюша. Жених в строгом костюме, с белой рубашкой и галстуком – обычная деловая форма одежды, ему на работу ехать. А Ксюша разнаряжена в новое платье с оборками. Купленное заранее, специально ко дню ее рождения, оно еще месяц должно было храниться в шкафу. Красивое платье смотрелось чудаковато, потому что было надето задом наперед.

– Вот и дядя Боря. А рядом такая красивая девочка! – сказала Инна. – Ваня, поздоровайся! Сейчас дядя Боря будет у тебя, Ванька, просить моей руки.

– Иван! – мгновенно подхватил Борис. – Прошу руки твоей мамы!

Ваня и про «пожениться» не понял толком. Хотя сказки обычно заканчивались тем, что даже самые смелые герои женились.

– Ты какую мамину руку просишь? – поинтересовался Ваня, выказывая чудеса недетского умения вести переговоры. – Правую или левую?

– Какую отдаешь? – вступил в торг Борис.

– Левую. Правая моя.

– Договорились.

– А теперь твоя мама и моя мама! – не выдержала Ксюша и показала Ване язык. В ответ он выставил кулак:

– Видала? Это твой папа теперь мой папа!

Инна и Борис переглянулись: супружество не обещало быть безоблачным. Но это нисколько их не пугало.

Психоаналитика мне рекомендовали знакомые. Аттестовали его как молодого, талантливого и перспективного.

– Куда направлена перспектива? – спросила я.

– У тебя денег туда не хватит, – последовал ответ.

* * *

Я сижу в кабинете врача районного психдиспансера перед молодым человеком с лицом двоечника, который в последнее время взялся за ум и вот-вот выбьется в отличники. На нем – белый халат, ниже – джинсы и стоптанные кроссовки.

– Что заставило вас, Ольга Витальевна, обратиться ко мне? – интересуется психиатр.

– Моя дочь, – вздыхаю я.

– Уговорила прибегнуть к помощи специалиста?

– Нет, я сама себя уговорила.

– И в чем заключается проблема?

– В моей дочери.

– У вас с ней конфликты?

– Полное взаимопонимание.

– Но требуется участие врача?

– Требуется.

– Какого рода участие?

– Профессионального.

На его месте я бы уже давно гаркнула: «Не морочьте мне голову! Говорите толком, зачем пришли?» Но Кудрин Игорь Владимирович терпеливо расспрашивает. Я тяну время, обдумываю, допустить ли эскулапа до любимого чада. Решаюсь рискнуть и прекращаю юлить:

– Моя дочь Машенька – во многих отношениях создание идеальное. Это не материнское преувеличение, а общее мнение. Она хороша собой, студентка, отличница и так далее. С ней никогда не было проблем. В детстве ее подружки бегали по подворотням, а Машенька занималась балетом. Не профессионально – для этого у нее оказалась недостаточной выворотность коленок, а в студии при Дворце культуры. Там же она брала уроки живописи и вышивания болгарским крестом. Я не преувеличиваю достоинств своей дочери. Музыкой она не занималась. По причине отсутствия слуха. Зато побеждала на городских олимпиадах по английскому языку.

– Что же вас беспокоит? – подталкивает меня к сути Игорь Владимирович.

Торопится. Нет, голубчик, я еще не выговорилась. А ты недостаточно проникся сознанием того, какое сокровище отдают в твои руки. Вопрос пропускаю мимо ушей.

– Машенька не шляется по сомнительным компаниям и дискотекам. Она не курит, не пьет, о наркотиках и речи быть не может.

– Но один маленький недостаток у нее есть? – заговорщицки улыбается Игорь Владимирович.

– Есть, – горестно подтверждаю я. – Патологическая стеснительность.

– Именно патологическая?

– Именно! Поясняю на примерах. Последний, вчерашний. Я попросила Машу купить после занятий сметану, кефир и апельсины. Возвращаюсь домой, перед подъездом валяются апельсины в кисломолочной смеси. Я сразу поняла: Машка сейчас сидит на диване, в клубочек свернулась и ногти грызет. Так и оказалось!

– Не улавливаю логики, – признается врач.

– Это же элементарно! На улице гололед. Она шлепнулась перед подъездом, продукты вывалились, пакеты порвались. Вы что, не знаете, какие теперь упаковки хилые? Рядом, возможно, были люди, которые видели, как она упала. Скажите, – потребовала я, – вы бы стали подбирать апельсины?

– Обязательно.

– Вот! А она побежала домой и терзалась, вспоминая свой позор. Так во всем! Растрепал ветер волосы – трагедия. Пятнышко микроскопическое на юбке, ну вы понимаете, – рев как по покойнику. Случайно чужую почту из ящика взяла – валерьянкой отпаиваю. Пустяковое происшествие, которое нормальный человек забывает на следующий день, Машку вгоняет в депрессию. Сидит на диване, не стащишь, губы кусает и самоедством занимается. Вы можете помочь моей дочери? – спросила я без перехода.

– Надеюсь, что могу. Скорее всего, Маша страдает из-за заниженной самооценки и чрезмерного внимания к суждению окружающих. Речь идет не о глубоких психических нарушениях, а о деформациях характера, поддающихся корректировке.

Мы договорились об оплате и о том, что Игорь Владимирович будет приходить к нам домой три раза в неделю. Не психдиспансер же Маше посещать. А у начинающего психоаналитика кабинета для халтурки не имелось.

* * *

Машке я непреклонно заявила:

– Будет приходить врач и превращать тебя из тургеневской барышни в светскую львицу.

– По книге о здоровом сексе? – уточнила Маша. Когда моя дочь не прячется в раковинку, с юмором у нее все в порядке.

* * *

Сеансы психотерапии проходили за закрытыми дверями, меня на них не допускали. Но разве я могла пустить все на самотек? Регулярно подслушивала. К сожалению, целый час торчать у замочной скважины не получалось, выхватывала только отрывки.

Какой-то молодежный треп! Вам какая группа музыкальная нравится? А вы читали? А вы смотрели?

Я за месяц вперед заплатила, а он болтает попусту! Если так и дальше пойдет, поменяю психоаналитика. Надо было постарше найти, с опытом.

Вечером Машка корпела над тестами, которые оставил Игорь Владимирович. Знаю я эти тесты! Там в числе прочего есть вопросы, проверяющие искренность тестируемого. Вроде: «Если вы совершенно точно знаете, что контролер не зайдет в автобус, станете ли вы платить за багаж?» Я не стану. И девятьсот девяносто девять из тысячи не заплатят. Но не Машка! Моя дочь – одна совестливая на тысячу проходимцев.

Пропустила самое интересное. Очевидно, Машку пытали на предмет мамы, то есть меня. Услышать бы, что она говорит! Но мне достались разглагольствования психиатра: