Анна Матвеева - Девять девяностых

Казнь грецких орехов между дверей, а папа обязательно раскалывает молотком абрикосовые косточки — там вкусные, немного кислые ядра.

Перед новым годом нужно вырезать гирлянды из цветной бумаги — чтобы получился хоровод танцующих девушек. Олень-«ловкие ручки» справляется лучше всех.

Лето на даче под Сысертью. Внезапное явление папиного аспиранта в костюме — у него предзащита. (У папы тогда еще были аспиранты.) Гость в портфеле, в галстуке и ботиночках пошел искать папу в лес и — Ада шла по следам, всё видела — набрал полный портфель красноголовиков! Возвращаясь домой в деревню, коровы перекрывали дорогу, как пьяные хиппи — и хозяйки радовались им едва ли не больше, чем мужьям. Вымя коров — как рогатые мины.

Июльский тысячелистник и клумбы репьев. Черно-зеленая, зрелая зелень. И такой родной запах тушеной картошки с мясом — из окна, где крашеная железная решетка, как татуированное солнце.

Значки с портретами. Балахоны с карманами-сеточками. Российский сыр, который пахнет коровой. Бетонные одеяла строительных заборов. Древесные стволы в известковых белых гольфах. Каменные палатки — стопками блинчиков. Пейзажи на уральской яшме. И маленький Ленин на картине — точь-в-точь ангелочек-путти.

Перед сном Ада пересчитывает в уме башни Консьержери́ и величественные колонны церкви Мадлен, похожие на гигантские свечи именинного торта. Она вспоминает скульптуру из какого-то сада — гордый лев забил страуса. Видит за окном гигантский фонарь Пантеона. Туристы не спят — вот идет какая-то пара, над решеткой метро девушка придерживает юбку, но жаркий воздух сильнее — и юбка парит, словно парус! Кажется, среди мальчишек это называлось «московский зонтик».

Статуи в нишах прячутся, подогнув ноги.

Тихо, чтобы не разбудить Аделя, она выходит из комнаты, потом — из дома. На тротуаре — роза. Лепестки нежно-шелковые, и это почти неприятно. Ада растирает лепесток до темной тряпочки.

Кругом дыхание неспящего Парижа.

С утра Ада придет в свой офис — и первым делом проверит прогноз погоды в Екатеринбурге.

С утра в Екатеринбурге седая от инея трава — как будто за ночь постарела, пережив тяжелую весть. Днем она непременно сбросит десяток лет и снова станет молодой и зеленой, всяжизньвпереди.

В этом — не сомневайтесь.