Лоран Гунель - Философ, которому не хватало мудрости

Наконец, как Элианта и надеялась, тела больных стали прозрачными для нее. Только одна зона оставалась невидимой: линия опускалась вертикально под шеей, проходила с обеих стороны и образовывала некое подобие гигантской фасолины — средоточие поразившей их болезни, у всех в одном и том же месте…

Впервые Элианта, которой недоставало опыта, видела эту часть зараженного тела. Она расслабилась, веря в айяхуаску, который теперь должен был указать ей растение, способное вылечить неизвестную болезнь. Она ждала. Растение… растение должно подать ей знак… открыться ей каким-нибудь образом…

Сине-зеленый свет продолжал двигаться в пространстве, мощный и прекрасный. Сознание Элианты бродило по воле духов, убаюканное усилившимися звуками песнопений и словами, слетающими с ее губ помимо ее воли. Она была одурманена сильными запахами леса. Она ждала, а время шло и шло, и она не пыталась его укротить…

Постепенно в ее сознании сформировался образ, нечеткий, бесцветный, дрожащий и хрупкий. Сердце Элианты сжалось. Образ, казалось, играл с ней, старался ее соблазнить… Чем больше она сосредотачивалась в надежде узнать наконец растение, которое сможет вылечить ее народ, тем сильнее образ стремился исчезнуть, становясь более прозрачным, более воздушным. Тогда Элианта напряглась, стараясь удержать его, узнать до того, как он исчезнет, но видение ускользало от нее, стиралось.

Элианта тихо вздохнула, стараясь снять напряжение, пытаясь вновь обрести доверие, принять события такими, какими они ей представлялись…

Прошло много времени, и видение, кажется, начало возвращаться, приближаться к ней. На этот раз Элианта сразу увидела его…

Перед глазами медленно, очень медленно вырисовывался очень нечеткий образ зеленого листа, потом он приблизился, увеличился, постепенно приобретая четкость и наливаясь красками. Кровь застыла у нее в жилах.

Лист, который она видела, был не из ее леса. За всю свою жизнь она никогда не встречала его.

— Никогда не видел большего идиотизма!

Годи неодобрительно замотал головой. Кракюс стоял у деревянного стола, сделанного из распиленного пополам полена. Рядом валялись пустые коробки от лекарств. В ступке он давил сотни таблеток.

— Отстань! Не мешай мне, — сказал он.

— Ну дашь ты им в таблетках или в порошке, какая разница, ведь ты вылечишь их пневмонию. Именно это важно, разве нет?

Кракюс налег всем своим весом на ступку, то и дело поворачивая ее то вправо, то влево. Белый порошок горкой лежал на деревянном столе.

— Моя цель… не только их вылечить, — проворчал он, тяжело дыша от усилий.

Он продолжал работу до тех пор, пока не растолок все в тончайшую пудру.

— Слава богу — сказал он, — у нас достаточный запас антибиотиков…

— Бог тут ни при чем, — возразил Годи.

Кракюс посмотрел на Годи, и у него вдруг возникла идея. Он улыбнулся.

— Альфонсо, дай мне простыню из твоего спального мешка.

— Мою простыню? Зачем? — захихикал Альфонсо, пережевывая листья коки.

— Увидишь.

— Почему именно мою? Возьми свою…

— Бери обе, они нам понадобятся. Поторопись!

Альфонсо, напротив, двигался как можно медленнее. Кракюс вздохнул и повернулся к Марко.

— Беги к Озале, пусть начинает, и зажги огонь так, как это делают они.

Он посмотрел, как тот уходит, потом пересыпал порошок в глиняный горшок и закрыл крышкой. Вытер руки о волосы, которые приняли беловатый оттенок.

— Пойдем, скоро ночь. Надо прийти до того, как они уснут.

Они пошли по тропинке, ведущей к деревне, затем свернули в темноту, чтобы обогнуть малоку и подобраться к месту за сценой так, чтобы их не увидели собравшиеся. Они потребовали, чтобы пришли все, не только больные.

От сцены их отделяли густые заросли папоротников, поэтому их было не видно.

Кракюс снял ботинки, форму, майку и даже носки и подвязал на талии вдвое сложенную белую простыню, завязав ее на спине. Вторую положил на голые плечи в виде длинного шлейфа, который волочился по земле.

— Пойди, сделай знак Озале, — велел он Альфонсо.

Кракюс терпеливо дождался, когда она его объявит.

Вечерняя прохлада заставила его вздрогнуть. Чьи-то шаги за спиной. Он повернулся и оказался лицом к лицу с Марко, который, увидев его, расхохотался.

— Замолчи!

Но тот аж согнулся.

— Это что — одеяние гуру, которое было у тебя на Рождество?

— Заткнись! Мой выход…

Он обогнул куст и поднялся на сцену. Девять костров образовали большой круг, Кракюс медленно пересек его, держа перед собой открытый глиняный горшок. Он чувствовал приятное тепло на своем почти голом теле. В центре торжественно стоял пень, которому предстояло сыграть роль стола, на нем стояли сосуд и чаша. Вся деревня была перед ним, некоторые сидели, другие едва стояли или лежали. Кашель сотрясал их ослабевшие тела. В отблесках потрескивающего пламени он заметил похудевшие лица. Запах горящей древесины заполнял сцену, от костров поднимался дым.

Кракюс помедлил. Потом опустил руку в горшок и торжественно вытащил ее, сквозь его пальцы сыпался белый порошок.

— Пусть больные выйдут вперед! — проговорил он торжественно.

И сам удивился, каким красивым, низким и сильным голосом он произнес эту фразу. Его голос, казалось, отдавался в лесу. Лучше и не сделаешь.

Он посмотрел на людей, немного подождал и понял: никто не сделал ни шага. Некоторые повернули головы, обменялись взглядами, но никто не встал.

Он вновь громко объявил:

— Этот порошок излечит вас! Идите ко мне, и вы будете здоровы!

Но и эти слова не вызвали никакой реакции.

Кракюс не знал, что еще сказать. Что делать? Даже под страхом смерти эти бараны отказываются последовать за ним. Он почувствовал, как его охватывает гнев. Точнее, гнев, усиленный стыдом. Он попал в нелепое положение, он здесь, на сцене, замотанный в белую простыню, с напудренными волосами. Марко, должно быть, веселится от души, а Годи его презирает…

От беспомощности ему захотелось… ударить кого-нибудь, неважно кого.

Вдруг он заметил тень Альфонсо, который пробирался к нему. Наемник подошел с озабоченным видом и зашептал на ухо:

— Они слишком слабы, чтобы встать. Они не могут идти. У них нет сил даже говорить. Пойди к ним и сам принеси им порошок.

«Не уверен», — сказал себе Кракюс. Он не должен перемещаться, спускаться со сцены, где ему помогает некая аура. Ему следует возвышаться над ними. Спускаться нельзя. Кроме того, таким образом наряженный, он наверняка будет выглядеть нелепо. Это исключено.

— Заставь их прийти. Помоги им!

Альфонсо открыл рот от удивления.

— Но как? По крайней мере, не всех же к тебе тащить?

— Несите больных!

Альфонсо повернулся к Марко с вопросительным видом.