Эмма Хили - Найти Элизабет

– В те годы, когда на все были карточки? Сомневаюсь в этом.

– Но так было. Или, по крайней мере, всегда можно было сшить то, что тебе нравилось. Сьюки обычно приносила мне красивые вещи.

Моя сестра всегда одевалась стильно, особенно после того, как вышла замуж. Она распарывала старые вещи и перелицовывала их. Но мама продолжала недоумевать, спрашивала, откуда она берет деньги, не говоря уже о карточках, а отец обычно качал головой и все твердил про черный рынок, особенно после того, как в нашей жизни появился Фрэнк. Однажды я получила от сестры миленькое бархатное болеро. Я надевала его слишком часто, практически не снимала, и позднее пожалела, что не приберегла его для лучших дней.

Оно было на мне в тот последний раз, когда я ее видела.

Сьюки вошла в кухню, где я резала хлеб. Придя домой, я сняла школьную форму и переоделась в платье и болеро. Но мой наряд не шел ни в какое сравнение с ее красивым голубым костюмчиком и прической как у Ланы Тернер. Она была на семь лет старше меня и в десять раз более утонченной. На шее у нее цепочка от часов нашего дедушки, в петлицу блузки просунута заколка для галстука.

– Привет, Мод, – сказала она и поцеловала меня в макушку. – Где мама?

– Надевает другой кардиган. Папа пошел за рыбой и картошкой.

Сьюки кивнула и села за стол. Я пододвинула чайник ближе к свету, думая, что там он немного дольше останется горячим. В нашей кухне во время заката обычно сумрачно. Лишь редкие солнечные лучи пробиваются сквозь прогалины в плотной стене зарослей малины, что растут в саду позади нашего дома. Мы старались ужинать в то время, когда можно застать последний свет уходящего дня.

– Дуглас дома? – спросила сестра, вытягивая шею в сторону лестницы. – Он сегодня ночует здесь?

– Конечно. Чего же ему здесь не ночевать? – рассмеялась я. – Он же наш жилец. И даже платит нам за ночлег.

Я отвлекаюсь от моей задачи – мне поручено расставить чашки. Я смотрю на Сьюки, но она не смеется моей шутке. Лицо у сестры бледное, и она явно чем-то обеспокоена. Она нервно крутит кольцо на пальце и бесконечно долго расправляет жакет, который повесила на спинку стула.

– Я думала, что останусь у вас на ночь, – наконец сказала она и, должно быть поняв, что я не свожу с нее глаз, встала и улыбнулась. – Что в этом странного? Что не так?

– Ничего, – ответила я. – Можешь переночевать в моей комнате. Твоя кровать по-прежнему там стоит.

Мама спустилась по лестнице и вошла в кухню. Поздоровалась со Сьюки и поцеловала ее.

– Папа придет с минуту на минуту, принесет рыбу, – сообщила она. – Выпей чаю. Нальешь ей чаю, Мод?

– Спасибо, Полли, – поблагодарила Сьюки, как это делала в тех случаях, если я наливала ей чай.

– Приготовить тебе постель?

– Не беспокойся, Мопс, – ответила она, понизив голос до шепота. – Я еще не решила.

Чувствуя, что чего-то не понимаю, я разлила по чашкам чай. Но вот пришел отец, и мы разложили горячую рыбу и картошку по тарелкам. Сьюки заметно успокоилась, но когда мама спросила ее, как поживает Фрэнк, уронила чайную ложечку.

– В целом хорошо, – ответила она. – Собрался уехать по делам сегодня вечером. Везет груз обратно в Лондон. Сейчас загружают фургон, вот поэтому он и не смог прийти к вам со мной. Нужно помочь людям, которые возвращаются домой.

Муж Сьюки занимается перевозками мебели. Он всю войну помогал людям переезжать в новые дома из их прежних жилищ, что были разрушены бомбами. Сейчас он перевозит их имущество обратно, туда, откуда они приехали.

– А ты сможешь приходить на ужин в те дни, когда он отсутствует? – спросил отец. – Было бы неплохо видеться немного чаще.

– Да, могла бы. Пока Фрэнк в отъезде. Дом ведь такой большой, и было бы глупо есть там одной, верно?

– Точняк. Могла бы, – раздался голос Дугласа, а в следующую секунду в кухне появился и он сам. Дуглас «коллекционирует» фразочки из американских фильмов и при каждом удобном случае их использует. – Как делишки, Сьюки? – спросил он, садясь за стол и приступая к ужину.

– Спасибо, Дуг, нормально.

В кухне пахло уксусом. Мы ели быстро, потому что картошка быстро остывала. Отец посетовал, что после того, как еще один рабочий вернулся домой из армии, у него изменился график. Он сравнил свои почтовые маршруты с молочными поставками Дугласа, а мама пожаловалась на очереди в мясную лавку. Я слушала вполуха. Меня отвлекала сначала Сьюки, а потом Дуглас. Я не могла сосредоточиться на том, куда он обычно вставлял свои новомодные американские словечки. Если учесть его гемпширский акцент, они звучали более чем странно.

– Я тут намылился смотаться в киношку , – сообщил он, когда его тарелка опустела, и посмотрел на Сьюки.

– Тогда – пока! – ответила она и, вытащив пудреницу, принялась припудривать нос.

Сьюки опытным движением провела пуховкой по лбу, чем напомнила мне о ее обещании научить меня краситься. Дуглас – прежде чем отправиться в холл, чтобы забрать там пальто, – на мгновение задержал на ней взгляд. Мама встала и принялась счищать остатки еды с тарелок, а папа выбросил замасленную газету в стоящий на улице мусорный бак.

– Так ты остаешься ночевать? – спросила я Сьюки. За ужином я много думала и пришла к нескольким выводам. – Между тобой и Фрэнком что-то случилось?

Сестра покачала головой.

– Я же сказала тебе, Мопс, мне нужно подумать. Вообще-то мне сейчас лучше вернуться обратно. Пока, мам, пока, папа. До встречи, – сказала она, и, уже когда подошла к двери, я неожиданно вспомнила.

– У меня для тебя подарок, Сьюки.

И тут она впервые за вечер искренне улыбнулась.

– Это для твоих волос, – сказала я, слегка подпортив сюрприз. В субботу в «Вулворте» я купила две одинаковые заколки для волос, одну для себя, вторую для сестры. Это была имитация панциря черепахи, который украшали грубо сделанные изображения птичек. Но когда я подносила их к свету, казалось, будто их крылышки трепещут.

– Как красиво. Спасибо тебе, дорогая, – поблагодарила Сьюки и, развернув оберточную бумагу, воткнула заколку в волну волос чуть выше уха.

Прежде чем выскользнуть за дверь, она поцеловала меня. Когда из кино вернулся Дуглас, на лбу у меня все еще оставался след помады. Он рассмеялся и стер помаду пальцем. Помню, что я тогда подумала, что, наверное, забавно выгляжу, потому что он рассмеялся, увидев меня, и добавил, что этот оттенок губной помады называется «Виктория Ред».

– Могу я вам чем-то помочь?

Девушка за прилавком с косметикой скучает возле подсвеченной витрины. Она во всем белом. Ее лицо представляет собой различные оттенки бежевого. Все окружающие ее предметы золотистого оттенка. Здесь много прозрачных пудрениц, открытых, как раковины моллюсков. Мне нужна нижняя половинка серебристо-голубой пудреницы, но такую я здесь не вижу.