Денис Драгунский - Окна во двор (сборник)

И наконец: «Я хочу позвать своих гостей !» — «Да, конечно, а кто эти люди?» — «А я тебя хоть раз спросила, кто эти люди, когда ты своих гостей звал? А когда ты меня с собой в гости водишь, я тебя хоть раз спросила, куда мы идем, кто эти люди?» — «Что ты так развоевалась?» — «А то, что я тебе не бесплатное приложение!»

Хорошо. Он сам накрыл стол. Пришли какие-то два парня. Сначала стеснялись. Он подливал им коньяк, старался разговорить, развеселить. Они слишком развеселились. Устроили танцы, чересчур пылкие. Любочка вешалась на шею то одному, то другому — а ему подмигивала. Он сказал: «Ребята, хватит, мне надоело». Один из парней, крепкий такой, ответил: «Отец, не буду же я с тобой драться. Пойди погуляй часа два».

Да, да, конечно. Он здесь лишний.

Вышел. Вернулся через час ровно. Вместе с друзьями своей беспокойной юности. Миша Янсон и Петя Круглов.

Открыли дверь. Один парень сидел и отдыхал, курил в потолок и стряхивал на пол. Другой обнимался с Любочкой.

Миша Янсон был метр девяносто, полтораста кило весу. Линялый камуфляж. Короткоствольный автомат казался крохотным на его огромном пузе. Ручищи такие, что автомат не нужен. «Иди сюда, машина ждет!» — «Черный ворон?» — пошутил парень. «Труповозка», — ответил Миша и свернул парню голову. Петя Круглов — тоже человек-гора — с треском развернул большой пластиковый пакет. Любочкин партнер завизжал, как девка. Миша тем же способом прикончил и его. Пихнул Любочку к Владимиру Сергеевичу: «А ну-ка, сам. Не разучился?»

Нет, не разучился!

Правой рукой он схватил ее за подбородок, левой — за волосы на затылке…

Осторожно пригладил ее бедные крашеные вихры.

— Ты мне очень нравишься, — сказал он. — Но давай будем осторожнее со словами. Особенно на букву «л». Открыли рот. Ам! Вкусно?

— Спасибо, — сказала Любочка.

Дело было в середине 1970-х.

Сажусь в такси. Таксист постарше меня, лет сорока. Едем. Он сначала вздыхает, громко и многозначительно. Потом говорит: «Эх!» Потом: «Вот, значит…» Потом: «Да, братцы».

На пятый раз я его спрашиваю:

— Случилось что-то?

— Да ладно, неважно, — говорит. — Эх, друзья-товарищи… Вот такие дела… Жизнь, одним словом… Да…

— Ну, неважно так неважно, — говорю.

— Нет, парень, — говорит. — Я тебе расскажу. Лучше незнакомому человеку сказать, а то друзья понесут, раззвонят…

— Ну, что такое?

— Беда у меня, парень. Жена изменяет.

— Да, — говорю. — Это плохо, конечно. Давно? А с кем?

— Недавно, — говорит. — А с кем, не знаю.

— Откуда тогда знаешь, что изменяет?

— А вот знаю!

— Что, секретное письмо нашел?

— Да какое письмо! — говорит он. — Позавчера ночью, ложимся. Ну, мне захотелось. Я на нее, как всегда, полез, а она мне вдруг: «Поцелуй меня!» Я говорю: «Ты чего, совсем с ума?» А она: «Поцелуй, а то не дам!» Вот сволочь. Точно с кем-то сблядовала. И этот козел ее научил!

Он чуть зубами не заскрипел.

— Ну и как, поцеловал? — спросил я.

— Поцеловал, — сказал он. — Но очень было тяжело.

В СССР секса не было? Извините! Секс в СССР, конечно же, был.

Именно секс, а не просто «половая жизнь» или «репродуктивное поведение», как утверждают отдельные советологи.

Но советский секс осознал сам себя довольно поздно. На вершине — и на излете — советского режима. На пике застоя.

В 1978 году на экраны вышел фильм «Странная женщина». Про любовь юноши к зрелой даме и ее ответное сложное чувство. То есть на тему секса (а не возвышенной любви или семьи и брака).

Но мало того. В рецензии на этот фильм газета «Комсомольская правда» отметила, что в СССР каждый третий брак — распадается.

Это буквально назавтра перепечатала вся мировая пресса.

Потому что цифра эта была едва ли первым за десятки лет официальным (в советской официальной прессе опубликованным) указанием на количество разводов в СССР.

А раз есть огромное количество разводов, значит — есть некий специфический момент человеческих переживаний, который не укладывается в узкие рамки понятие «половая жизнь» и «деторождение». Есть секс как отдельная — осмысленная в своей отдельности! — ценность.

За год до того — в 1977-м — вышел научный труд «Общая сексопатология» под редакцией Георгия Степановича Васильченко.

Раз есть патология чего-то , значит, есть и это самое … Кстати, монография была очень тонкая и подробная. Нюансы сексуальных переживаний были описаны весьма тщательно; клинические случаи звучали, как целые рассказы, а то и повести.

Я уж не говорю о бесконечных машинописных «восточных» или «западных» пособиях по технике секса, а также о книгах Нойберта и Имелинского.

То есть секс в СССР был, разумеется.

Но говорить о « советском сексе » в целом — это, на мой взгляд, недопустимо сильное обобщение.

В составе СССР были мусульманские республики и регионы, было Закавказье, были автономии северных народов. Там была своя традиционная сексуальная культура. Как и в республиках Советской Прибалтики (хотя, судя по некоторым полевым наблюдениям и по художественной литературе, тамошний городской секс не слишком отличался от русского).

Своя специфика была и на селе, в отличие от города.

Не говоря уже о том, что в 1920–1930-е годы, а также в первые послевоенные и в 1950-е годы тоже все было не совсем так (или даже совсем не так), как в период с середины 1960-х по конец 1980-х годов.

Поэтому правильнее будет говорить о русском городском сексе конца советской эпохи . Примечание: к русскому в данном случае мы относим все сильно ассимилированные этносы, ибо в городе Москве невозможно было выделить украинскую, белорусскую, еврейскую, мордовскую, литовскую и т. п. сексуальные культуры — в отличие, скажем, от азербайджанской.

Итак.

Была ли у русского городского секса 1970-х какая-то советская специфика ?

Конечно, да.

Об этом — далее.

Русский городской секс 1970-х был

a) легко доступен;

b) весьма недорог.

Прошу читателей извинить меня, но я не могу принимать всерьез возражения типа «а вот я… а вот мы… а вот в нашем кругу». Я никогда не ступал на палубу авианосца и никогда не имел возможности созерцать 1 млрд. 340 млн. китайцев — однако не говорю «а вот у нас в пруду» или «а вот в нашем районе».

Кроме того, «легко доступный» не означает «общеобязательный». В СССР курево было более чем доступно — но курили далеко не все; были и борцы с курением.

Возможно, в доступности и дешевизне секса 1970-х и было его специфически советское содержание. Что-то вроде пресловутого « равенства в бедности » или столь же пресловутого « батона за 13 ». Ну, в крайнем случае за 25 копеек. Но других батонов (скажем, за рубль тридцать, для особо утонченных гурманов) в продаже не было.