Джоджо Мойес - Корабль невест

— А кто-нибудь сказал Чоки?

— Нет. Думаю, чисто из жалости. О, некоторые просто решили не обращать внимания. Ведь когда ты каждый день сталкиваешься лицом к лицу со смертью, тебя уже не волнуют такие вещи, как репутация человека. К тому же они знали, как он относится ко мне. А он был еще совсем слабым. Мужчины весьма лояльны друг к другу… И иногда подобная лояльность проявлялась самым неожиданным образом…

— Но ведь сестры осудили тебя точно так же, как в свое время и я. Разве нет?

— Большинство из них — да. Но, мне кажется, старшая медсестра придерживалась иного мнения. Мы с ней долго работали вместе. Она знала меня… совсем с другой стороны. И просто сказала, что я должна извлечь для себя максимум пользы из того, что он мне дал. Не каждому человеку в жизни выпадает второй шанс.

Эвис вытянулась на койке и уставилась в потолок:

— Думаю, она права. Никому не дано знать. Никому не дано знать… все.

Фрэнсис удивленно подняла брови:

— Даже после того, что было?

— Англия — большая страна, — пожала плечами Эвис. — Там полно народу. И Чоки наконец присмотрит за тобой. — Не дождавшись ответа, она спросила: — Ведь никто так ему ничего и не сказал, да?

— Нет, — покачала головой Фрэнсис. — Никто так ему ничего и не сказал.

Стоявший с двумя жестяными кружками вконец остывшего чая по другую сторону двери, морпех осторожно попятился и закрыл глаза.

Конечно, завязывались романы, и даже было сыграно несколько свадеб. А поскольку эта территория находилась под управлением Нидерландов, приходилось подписывать множество бумаг… Обручальные кольца, как правило, изготавливал дантист с помощью бормашины, а свадебные платья шились или из белой москитной сетки, или из формы медсестры… Согласно армейской политике, новобрачная вскоре после свадьбы возвращалась в Австралию.

Джоан Кроуч. Особый вид службы

Моротай, к северу от острова Хальмахера, 1946 год

Язнаю, что это против правил, — сказала Одри Маршалл, — но ты их видел. Ты видел, что с ней творится.

— В это просто невозможно поверить.

— Чарльз, она была ребенком. По ее словам, ей было всего пятнадцать.

— Одно я знаю наверняка: он ее обожает.

— Тогда кому от этого будет хуже?!

Старшая медсестра открыла ящик и вытащила бутылку с какой-то светло-коричневой жидкостью. Она показала бутылку, и он одобрительно кивнул, наотрез отказавшись разбавить содержимое хлорированной водой из кувшина, стоявшего на письменном столе. Они собирались встретиться, чтобы потолковать, гораздо раньше, но джип с американской радиолокационной станцией столкнулся на узкой дороге с голландским грузовиком с продовольствием, перевернулся, и в результате один человек погиб, а двое других оказались ранены. И капитану Бейли больше часа пришлось провести с голландскими официальными лицами, заполняя нужные бланки и обсуждая инцидент с голландским старшим офицером. Среди пострадавших был ординарец капитана Бейли, а потому капитан чувствовал себя сейчас как выжатый лимон.

Он сделал глоток, явно не желая решать новую проблему, когда и со старыми-то не успел разобраться.

— У нас могут быть неприятности. Он ведь явно не в себе.

— Может, и не в себе, но точно знает, что любит ее. И это сделает его счастливым. И, кроме того, у нее нет выхода. Теперь, когда все о ней знают, она больше не может служить медсестрой. И в Австралии оставаться тоже не может.

— Ой, да брось! Австралия — большая страна.

— Но ведь ее даже здесь нашли. Разве не так?

— Ну, я не знаю…

Старшая медсестра наклонилась над письменным столом:

— Чарльз, она хорошая медсестра. И хорошая девушка. Только подумай, как много она сделала для твоих людей. Вспомни о Петерсене и Миллсе. Вспомни об О’Халлоране и его ужасных ранах.

— Я знаю.

— Тогда что за беда? У парня нет денег. Ведь так? И ты сказал, что семьи у него тоже нет. — Она слегка понизила голос. — Тебе не хуже моего известно, как он болен.

— Кому, как не тебе, знать, что я изо всех сил пытался отговорить его от этой затеи. Взять для начала треклятую писанину!

— Но ты ведь на короткой ноге с голландцами. Сам говорил. Они подпишут все, что ты им подсунешь.

— А ты уверена, что это разумная идея?

— Конечно. Он будет счастлив, а для нее это спасительная соломинка. Тогда она сможет официально уехать в Англию. Станет там замечательной медсестрой. Ну и что тут плохого?

Чарльз Бейли тяжело вздохнул. Поставил стакан на письменный стол и повернулся к старшей медсестре:

— Одри, тебе совершенно невозможно отказать.

Она улыбнулась с видом победительницы.

— Я делаю то, что должна, — сказала она.

Капеллан оказался прагматичным человеком. Он настолько устал от чужих страданий и боли, что уговорить его оказалось плевым делом. Молодая медсестра, которой он, кстати, всегда благоволил, была олицетворением всепобеждающей любви, сказал он себе. И если это поможет страдающей душе рядом с ней хоть на время забыть об ужасах последних недель, то Господь наверняка поймет и простит его. И когда старшая медсестра рассыпалась в благодарностях, он ответил, что Всевышний — самый большой прагматик из всех, кого они знают.

Троица мысленно поздравила себя с соломоновым решением и — терзаемая некоторой неуверенностью, как будет воспринят сей план главными действующими лицами, — решила пропустить еще по стаканчику за успех его реализации в кабинете старшей медсестры. Исключительно для медицинских целей, сказала старшая медсестра, отметив некоторую бледность капитана Бейли. Она не выносила мужчин с нездоровым цветом лица: у нее сразу же возникало желание проверить их на наличие заболеваний крови.

— Единственная проблема с моей кровью — это то, что в ней явно не хватает алкоголя, — пробурчал капитан Бейли.

Они выпили за сестру Льюк, за ее будущего мужа, за окончание войны и заодно за Черчилля. Сразу после десяти они, держась неестественно прямо и более скованно, чем до обильных вечерних возлияний, вошли в госпитальную палатку.

— Она в палате B, — сообщила им медсестра, читавшая за ночным столиком книжку.

— С капралом Маккензи, — повернувшись к капитану Бейли, с неприкрытым торжеством в голосе сказала старшая медсестра. Теперь их план точно сработает. — Вот видите!

Они прошли по песчаному проходу между кроватями, стараясь не беспокоить спящих пациентов, и отодвинули занавеску над входом в следующую палату. Капитан Бейли на секунду замер, чтобы, чертыхнувшись, прихлопнуть севшего на шею комара. Затем вся троица остановилась.

Услышав, что кто-то вошел, сестра Льюк подняла голову и обратила на них непроницаемый взгляд своих широко распахнутых глаз. Склонившись над постелью Альфреда Чоки Маккензи, на три четвери затянутой москитной сеткой, она закрывала ему лицо белой простыней флотского образца.