Лия Флеминг - Ласточки

Бабушка отправится «в яму», а дядя Джордж примет все меры предосторожности, полагающиеся во время налета, прежде чем спустится в подвал.

Мадди решила сначала поесть, а потом спрятаться вместе с Берти в убежище, подальше от всех. Там она и погрустит вдоволь. Она знала четыре ругательства: мерзавец, сволочь, проклятие и дерьмо, и могла повторять их вслух, не опасаясь, что кто-то ее выдаст. Было еще одно, которое она слышала, но даже не смела произнести его вслух, из страха навлечь беду на свою голову.

Сирена продолжала завывать, но Мадди отважно сжала сверток и отправилась домой, когда чья-то рука грубо затащила ее в дверной проем.

– Мадлен Белфилд, немедленно в убежище! Неужели не видишь, что бомбы так и валятся! – завопил мистер Пай, главный по гражданской обороне, следивший за соблюдением правил во время налетов, прежде чем потащить Мадди вниз по ступенькам в подвал, где находилось наскоро оборудованное коммунальное убежище. Она едва различала женщин и детей, сидевших на полу с кошками и клетками с золотистыми попугайчиками. Самолеты все ближе подлетали к аэродрому. На этот раз налет был настоящим.

В прошлом году было спокойно, ничего особенного не случалось, но с самого лета налеты происходили почти каждую ночь. Ее школа, когда-то очень отдаленная и потому считавшаяся безопасной, теперь оказалась на линии огня, и именно поэтому учеников увозили в глубь страны.

Возможно, следует отправиться к мисс Коннот, извиниться и пообещать хорошо себя вести… а может, и нет. Мысль о том, чтобы спать в одном дортуаре с Сандрой Боулз и ее вечно щипавшимися сообщницами, наполняла ее ужасом.

А… а Берти?! Где ее чертов пес? Теперь она ругалась на чем свет стоит.

Казалось, прошла целая вечность: Мадди сидела, ждала окончания налета, и запах сырой земли и табачного дыма забивался в ее нос. Она жалела, что находится сейчас не в подвале с дядей Джорджем.

Джордж всегда улыбался и твердил:

– По крайней мере, внизу мы от жажды не умрем, ребята.

С этой привычной шуточкой он принимался за еженощную рутину: выключал газ и воду, выгонял из паба выпивох и направлялся в бомбоубежище, которое называлось ямой. Проверял, готовы ли насосы, на случай пожара. Каждый из них выполнял свои обязанности автоматически. У всех была работа.

Но теперь вой сирен отвлекал Мадди от раздумий.

– Что-то они рано сегодня, – заметил старый мистер Годберг, с несчастным видом сидевший напротив нее на скамье. Он был одним из клиентов, которые приходили в «Фезерс» засветло, чтобы выпить чашку чая с двухпенсовой булочкой. Но теперь он с энтузиазмом грыз чипсы. Здесь же сидела старая Лили, которая обычно покупала в их заведении крепкий портер. Однажды она шепотом призналась, что как-то ночью была украдена цыганами, но Мадди ей не поверила. Тут же была и миссис Купер из кондитерской, с тремя малышами, тащившими за собой одеяла и игрушечных мишек. Один нес еще и резиновую куклу, он с завистью уставился на глазную повязку Мадди и пакет с рыбой и жареным картофелем. В убежище прибежала и жена одного из торговцев рыбой, а с ней пришли два незнакомых Мадди старика, окончательно отравивших воздух дымом своих трубок. Сегодня в вонючем убежище яблоку негде было упасть.

– Где твоя собачка? – спросила Лили.

Грохот становился все сильнее.

– Будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы убежала куда глаза глядят от этого ада. Собаки чуют опасность. Не расстраивайся, дорогая, ей ничего не грозит.

– Но он не любит стонущую Минни.

Мадди хотелось плакать, и она прижала к себе теплый газетный сверток, чувствуя нараставшую тревогу. Она надеялась, что бабушка захватила в убежище шляпную картонку, где лежали ее украшения, документы, квитанции на страховку, лицензии и удостоверения личности. Задачей Мадди было класть все это в безопасное место. Сегодня коробке придется остаться под кроватью.

Небо по-прежнему кишело самолетами, будто черными жужжащими насекомыми. Полная луна факелом освещала бомбардировщикам дорогу через темное небо. В эту ночь мишенью стал Ливерпуль.

Пол подвала был выложен досками, но они были влажными и пахли плесенью.

– Мадди! Слава богу, ты здесь! Молодец, девочка, что осталась здесь! – воскликнула Айви Сангстер, их прислуга. – Твоя бабушка голову потеряла от беспокойства и отправила меня на твои поиски. Я сказала, что составлю тебе компанию, – добавила Айви, помогавшая в баре, когда посетителей было много. – Как я рада, что нашла тебя.

Плюхнувшись рядом с девочкой, она вытащила фляжку.

– Тебе лучше съесть рыбу с картошкой, пока не остыла.

– Где Берти? Он в подвале?

– Не знаю, дорогая. Твой дядя Джордж, как обычно, спустился вниз. Сама знаешь, он не выносит замкнутых пространств с тех пор, как его завалило в окопе, – прошептала Айви, которая была влюблена в Джорджа и краснела каждый раз, когда он с ней заговаривал. – Твоя бабушка говорит, что у нее болит спина, потому что в убежище приходится сидеть согнувшись. Но им в подвале ничего не грозит.

Они скорчились на скамейках, ожидая, когда закончится налет. Но грохот становился все громче. Мадди вздрагивала от шума, но упрямо цеплялась за сверток с едой. Айви играла на губной гармошке, чтобы скоротать время. Обычно они пели, пытаясь заглушить звук разрывающихся снарядов. Но на этот раз петь никому не хотелось, и Мадди беспомощно пролепетала:

– Мне это не нравится.

Такого ужаса, как сейчас, никогда раньше не случалось. Мадди радовалась, что до открытия паба еще есть время, и клиенты не стали собираться. Иначе в убежище было бы не продохнуть. Ну, ничего, скоро все кончится, они пойдут домой и разогреют ужин.

В убежище было темно, так что когда кто-то зажег факел, Мадди осмотрела стены в поисках пауков и мокриц, чтобы положить их в спичечную коробку, где держала свой маленький зоопарк.

Все старались ободряюще ей улыбаться, но она видела, что окружающие встревожены и нервничают. Она вспомнила, что на плакате, висевшем на автобусной станции, изображались такие же лица с натянутыми улыбками. «Мы вынесем все»…

Она попыталась отвлечься, вспоминая о хорошем. Когда родители отдыхали между очередными турне, мама просто ослепляла клиентов, стоя за стойкой бара: завивка, длинные серьги, блузка, открывающая великолепный бюст, и ровно столько румян и помады, чтобы выглядеть жизнерадостной, даже когда она уставала. Недаром летчиков тянуло к ней, как магнитом. А папа в это время играл на пианино. Иногда Мадди разрешалось заглянуть в дверь и послушать, как поет мама.

Голос мамы имел три громкости: пиано, форте и рев, то, что она называла первыми рядами, галеркой и небесами. Когда она начинала петь, все замолкали, пока она не позволяла им объединиться в хор. Каждый вечер в баре давалось представление, и постоянные посетители просто обожали ее. Папа выдавал кружки и улыбался, когда позвякивала касса. Иногда он присаживался и аккомпанировал маме. Пение мамы вызывало жажду посетителей, что было выгодно «Фезерс».