Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)

— Хорошо бы такси или частника поймать, чтоб до самого дома, — задавив смех, рассуждал я. — Тут километров сорок, не больше.

Мы провели ревизию всех тряпок, но ничего путного не нашли. Дядя Жора умудрился спалить даже трусы и вязаную шапочку, забравшись в спальный мешок после растирания голышом.

— А если сделать из одного одеяла юбочку, а из второго, прорезав дырку для головы, пончо? — показывая руками, предлагал отец. — Я дам тебе свою шляпу. Неплохой, по-моему, ансамбль…

Дядя Жора, катая желваки, принялся заворачиваться в одеяло, но тут же с гневом отшвырнул его.

— Я что — Васисуалий Лоханкин?

— Не нервничай, — говорил отец. — Давай попробуем сделать тунику. Скрепим на плечах веревками. Будешь, как римский патриций!

— Хрениций! — ворчал дядя Жора, усаживаясь на пенек и проверяя взглядом гульфик. — Тебе хорошо говорить!

— А помнишь, как мать после войны сшила нам брюки из ленд-лизовского одеяла! — загорелся новой идеей отец. — Сносу им не было! Может, попробуем раскроить?

Дядя Жора молчал, давая понять, что с дураками разговаривать не намерен.

— Может, прорезать в рюкзаке дырки для ног, — осторожно сказал я. — И надеть его на манер шортов-бананов?

Дяде Жора задумался, звонко хлопнул себя по лбу, назвал меня гением и сказал, что можно попробовать сделать одежду из ватного спального мешка — прорезать дырки для ног и рук, перетянуть лишнее в талии ремнем, а капюшон надеть на голову, чтобы вся конструкция не сползала вниз. Мы с батей в общих чертах одобрили экстремальный тип одежды, и дядя Жора, схватив охотничий нож, принялся за раскрой и примерку.

Сначала он прорезал для ног слишком маленькие дырочки, стесняясь показывать при ходьбе кальсоны, и мы забраковали модель, как непрактичную для передвижения компанией: мешок висел ниже колен, и дядя Жора едва передвигал ноги.

— Да просунь ты их подальше! — настаивал отец. — Подними мешок выше колен, пусть торчат сапоги и немного подштанники. Будет типа простеганного ватного комбинезона с шортами. Зато пойдешь, как человек, а не какая-нибудь гусеница!

— Конечно, — одобрил я, — будете как средневековый франт с картинки: шорты-бананы, сапоги, зеленые чулки обтягивают ноги, крепкая палка в руках…

Дядя Жора посмотрел на меня уничтожающе, но совет принял.

Рюкзак, который мы помогли ему надеть за спину, придал дяде Жоре вид бывалого человека: путник вышел из леса, он и спит и ходит в универсальном спальном мешке. Капюшон надежно защищает его голову от клещей и комаров…

Кряхтя и сожалея, что нет зеркала, а смотреться с лодки в воду опасно, дядя Жора взял в руки спиннинг, повесил на грудь бинокль и повел плечами: «Ну как?»

— Главное, что тебе удобно, — подбодрил отец. — Садись в лодку, капитан!

Ефима мы не нашли. В открытом сарае валялись только стоптанные сандалеты и стоял ящик пустых бутылок с запиской: «Кто возьмет — убью! Ефим». Мы привязали к мосткам лодку и поставили в сарай весла.

Автобус приехал почти пустой, и дядя Жора юркнул в него первым. Он забился к окошку и, повернувшись к отцу, сказал, что надо было дождаться темноты и тогда ехать. Он походил на гусеницу.

— Ничего, — отец похлопал его по ватному плечу. — Кронштадтские нигде не пропадали! — Он предложил ему снять с головы капюшон и надеть шляпу, но брат отказался.

Я протянул кондукторше деньги, как выяснилось — мало.

— Если с вами инвалид, пусть покажет удостоверение, — сказала кондукторша.

Я извинился и откопал еще тридцать копеек. Дядя Жора достал из футляра бинокль и навел окуляры на кондукторшу.

— Да ладно, — махнула рукой тетенька, оторвав билеты на двоих. — Пусть не показывает… — И пошла на свое место к двери.

Дядя Жора перевернул бинокль на уменьшение и посмотрел ей вслед. Две бабульки с корзинками, сидевшие сзади на возвышении, дружно перекрестились и стали смотреть в окно замороженными глазами.

В Зеленогорске мы сошли не у вокзала, а попросились у водителя доехать с ним до кольца — там начинался пустырь с подступавшими к нему кустами.

Пацан в школьной курточке, когда мы пробирались по канаве вдоль Кривоносовской, выстрелил в спину дяди Жоры из рогатки и заулюлюкал. Я потопал ему вслед ногами, но не побежал.

— Надо послать Кирюху на разведку! — вглядываясь через бинокль в конец улицы, сказал дядя Жора. — Может, и одежду принесешь?

Я сказал, что попробую.

— Дуй, Кирилл.

Дядя Жора сунул мне бинокль, а отец, покопавшись в ведре, прикрытом папоротником, достал крупного красного рака.

— Дашь Чарли, чтобы не скулил. Ключи на месте. Если нарвешься на тетю Зину, скажи, что мы встретили знакомого, пьем пиво у ларька, скоро будем… И мигом обратно!

Не доходя до дачи метров двести, я лег под куст и навел бинокль на веранду дяди Жоры. Сквозь крупную листву сирени и тюлевые занавески на окнах смутно виднелась тетя Зина. Вот она появилась на крыльце, заперла дверь и, беззвучно шевеля губами, повертела головой: наверное, звала Чарли. Точно! Они вышли из калитки, и тетя Зина опустила ключи в карман халата. Огляделась и направилась в конец улицы. Чарли, шныряя по обочине и задирая лапу у каждого дерева, потрусил за ней. Скорее всего, она ненадолго пошла к соседке — Розе Ефимовне. Ага, вот они повернули к ее дому и скрылись в калитке. Я опрометью бросился назад доложить обстановку.

Дядя Жора азартно посмотрел на меня, на отца и, выскочив из канавы как мог припустил к даче. Мы шагом обогнали его у поворота.

— Открывайте дверь, готовьте одежду! — распорядился он, придерживая одной рукой капюшон, а другой подтягивая то, что считалось в его одеянии штанинами.

Дядя Жора важно прохаживался у своей веранды в отцовских штанах и свитере, когда вернулась тетя Зина с Чарли и недоуменно оглядела его:

— В чем это ты?

— Промок немного, Сергей дал сухое. Где ты ходишь?

— Не хватало еще тебе простудиться! — тетя Зина стала торопливо отпирать дверь. — К Розе Ефимовне за рецептом ходила. Как ваша рыбалка?

— Рыбы нет, а раков полное ведро наловили. — Дядя Жора закинул на плечо рюкзак и вошел в дом.

— Ого! — сказала тетя Зина. — Обожаю раков!

С колотящимся сердцем я влетел на нашу веранду и столкнулся с отцом:

— Ты ведро из канавы брал?

Отец страдальчески зажмурился и приложил руку ко лбу:

— Беги! Может, еще там! Стой!

Я вернулся. Отец вошел в комнату, скрипнул дверцей платяного шкафа и вынес мне хрустящую пятидесятирублевку:

— Если нет, то пробегись по буфетам, может, купишь. — Отец хлопнул себя по затылку. — Вот дураки!..

…Обежав все буфеты, включая банный, я поплелся в рыбный магазин на проспекте Ленина, надеясь купить хоть какой-нибудь рыбешки.

У ворот закрывшегося рынка сидел на ящике инвалид Шлыков. Перед ним на куске фанеры краснели раки. Они были размером с наших и также вкусно пахли укропом, лавровым листом, перцем…