Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)

А вот фотоальбом. Наша бабушка — молоденькая девушка в гимнастерке, берете, с сумкой противогаза через плечо — в осажденном Ленинграде. Вот бабушка уже в санатории — кипарисы, лестница с колоннами и львами — групповое фото, 1948 год.

— Господи, — вздохнула тетя Зина, — одни женщины. Мужиков-то почти всех на войне поубивали.

Вот сыновья обнимают свою маму с двух сторон: они в белых рубашках с комсомольскими значками, смотрят задиристо, не сразу и разберешь, где мой будущий папа, а где дядя Жора. Бабушка смотрит чуть тревожно, на ней светлая кофточка, массивный гребень в волосах…

Вот бабушка за кульманом: у нее строгое лицо, но заметно, что сделать строгое лицо ее попросил фотограф или начальство и она рассмеется, как только щелкнет затвор фотоаппарата. Вот бабушка на ноябрьской демонстрации с сослуживцами. Скромное пальто, шарфик, рядом высокий красивый мужчина пытается подстроиться к бабушке в кадр. На заднем плане провисший транспарант: «Да здравствует 37-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции!»

Пачка писем.

— Тут и наши с тобой. — Дядя Жора протянул отцу конверты с крупным детским почерком. — Помнишь, как из пионерлагеря писали?

— Помню, — кивнул папа. — Мама просила, чтоб писали по отдельности, а нам все некогда было — хором строчили: «Дорогая мамочка, мы ведем себя хорошо, привези, пожалуйста, ирисок…» Дураками были. Откуда у матери деньги на ириски? На хлеб едва хватало.

— Смотри-ка! — Дядя Жора осторожно извлек из вощеного конверта вышитую золотом звезду на картонной подкладке и два золотых шеврона. — Отцовские нашивки, — задумчиво проговорил он и взглянул на брата, — к военно-морскому кителю.

Отец надел очки, положил звезду на ладонь и принялся ее разглядывать. Мне показалось, он не только разглядывает, но и пытается вспомнить что-то важное; может, своего отца, которого арестовали, когда они с братом были совсем маленькими…

— Больше там ничего нет? — спросил отец, насмотревшись на звезду и перекладывая ее в мою раскрытую ладонь.

— Нет. — Дядя Жора заглянул в вощеный конверт. — Хорошо, хоть это сохранилось…

— Ничего не помню, — сказал отец. — А ты, Жора?

Звезда была вышита толстыми золотыми нитками, от нее струился отраженный свет люстры, она приятно грела руку, словно была живой… Я подержал ее и передал Катьке.

— Что мы можем помнить, если нам и пяти лет не было. Зато последующее хорошо помню…

— Ну и время было! — всхлипнула тетя Зина. — Кошмар!

— Да ладно тебе, — покосилась на нее моя мама. — Чего теперь вспоминать! Да еще при молодежи…

— А чего? Пусть знают. — Тетя Зина заморгала глазами. — Репрессии, культ личности — об этом писали…

— Писали, — холодно повторил дядя Жора. — Только не всё написали… Где же эта несчастная справка?..

Я вышел на улицу. Фонарик, который я не успел перевесить, не давал мне покоя. Чарлик выскочил за мной и побежал к дальней калитке, ведущей в лес, — проведать, не нарушает ли кто-нибудь наши границы. Самое обидное, что именно сегодня я собирался его перевесить, именно сегодня… Я обошел дом и остановился напротив темного бабушкиного окна. Если бы бабушка всего один раз почитала свою «Роман-газету» под перевешенным фонариком, мне и то было бы легче. А теперь… Мне вдруг представилось, что сейчас раздвинутся шторы, за стеклом покажется бабушка и с немой укоризной посмотрит на меня…

Прошуршал в темных кустах Чарлик, ткнулся носом в мою ногу. Я взял его на руки, прижал к груди, так, что ощутил, как бьется его доброе собачье сердце, и понес в дом. Чарлик лизнул меня в нос — мне показалось, он понимает, что мучает меня.

…Справку нашли — она была приколота к последней странице бабушкиной трудовой книжки.

Гроб опустили в могилу и стали сыпать рыжий песок. Было слышно, как гулко отзывается крышка гроба, обтянутая кумачом, а потом — только шелест песка, звяканье лопат и сопение могильщиков. Они сноровисто соорудили над бабушкиной могилой холмик, уложили венки и цветы, получили деньги и ушли, сверкая штыками лопат и волоча за собой крепкие веревки.

Мы сели в автобус и поехали домой. Светка тоже пришла на похороны, хотя и не была знакома с моей бабушкой, и осталась на поминки. Я познакомил ее с родителями. Отец рассеянно поздоровался, а мама покивала головой и погладила Светку по плечу: «Спасибо, что пришли, спасибо…»

На поминках я узнал, что бабушку очень любили и ценили на работе; что ей сто раз предлагали выйти замуж, но она отказывалась; что на поминках не чокаются; что бабушка за всю блокаду — как бы холодно и голодно не было — ни разу не позволила детям пропустить утреннее умывание, а мой будущий папа зимой сорок первого съел пластилинового зайца, которого вылепил его брат; узнал, что бабушка была из семьи потомственных учителей и хотела стать педагогом, но не получилось. Я много чего узнал на поминках про свою бабушку Елену Ивановну…

Еще узнал, что первые три дня после смерти человека его душа пребывает в доме, всё видит и слышит, и только на сороковой день отправляется на небеса.

…Через день после поминок, когда все немного пришли в себя, и в доме установилась гнетущая тишина, я взял инструмент и перевесил бра в форме тюльпана на то место, которое отметила крестиком бабушка. Уже в самом конце я так больно стукнул молотком по пальцу, что навернулись слезы, и я долго не мог их остановить…

Отцу с дядей Жорой исполнялось по сорок пять, и юбилей было решено справлять на даче.

Мы сидели на дяди-Жориной веранде, куда днем заглядывало солнце, и прикидывали, что предстоит сделать в оставшееся до торжеств время. Гостей предполагалась пестрая туча: друзья-геологи, ученые из Сибири, моряки-подводники, школьный приятель-эквилибрист, мастер спорта по боксу, тети-Зинин брат-чечеточник. Человек тридцать, не меньше. Куда всех усадить, чем накормить и где потом разместить?

Отец с дядей Жорой сказали, что материально-техническую базу, то есть столы, скамейки и ночлег, они возьмут на себя, пусть женщины не волнуются.

— Надо сколотить П-образный стол и лавки, — предложил дядя Жора, поглаживая Чарли между ушей.

— Из каких досок ты собираешься делать стол? — спросила тетя Зина. — Не из тех ли, что на беседку?

— А из каких еще? Не покупать же новые! Зато сделаем шикарный стол — внукам останется! И на мои поминки еще сгодится, если бережно относиться и от дождя прикрывать. Вы же без меня потом не сколотите!

— Типун тебе на язык! — сказала тетя Зина. — А беседка? Вы же собирались строить новую беседку для чаепития и бильярда!

— Хорошо, — согласился дядя Жора, — не будем сколачивать стол. Вытащим со второго этажа ковры и постелем на траве.