Максим Кантор - Хроника стрижки овец

Если правда, что вопрос легитимности капитала важен, – то вот человек на суде показал, что аукционы, приватизация, покупка активов была фальшивой.

Если правда, что закон равен для всех, – то данный человек безусловно преступник.

Вор стоит перед миром и говорит, что украл.

Чтобы не делиться, ему пришлось сказать, что все деньги вообще – ворованные.

Мир привык, что ему плюют в лицо, мир утрется. Данные преступники приняты просвещенным человечеством. На ворованные деньги куплены лучшие особняки Лондона, политики, бизнесмены и художники почитают за честь посетить приемы на яхтах и открытия спонсируемых выставок. Лучшие люди Запада чокаются шампанским на вернисажах – а то, что все они пьют ворованное шампанское, их давно не интересует. И сказать по совести, никогда не интересовало.

Время от времени – когда это становится выгодным – Запад вспоминает о справедливости и устраивает охоту на диктатора, которому сорок лет перед этим пожимал руки и с кем делил барыши.

Еще вчера палатка Каддафи стояла на лужайке перед Елисейским дворцом – что, французский президент не подозревал о зловещей сущности полковника? Еще недавно Саддам был гостем – вместе с ним воевали Иран, – но потом вдруг выяснилось, что Саддам – потенциальный Гитлер.

А до тех пор пока не понадобится вспомнить о морали – ворованному капиталу на Западе традиционно рады. И в Штатах, и в Европе – в банках, в акционерных обществах, в политике и в экономике – находятся миллиарды ворованных денег. Западные политики идут советниками к российским олигархам, отчетливо зная, что зарплату получают из награбленного. Они знают это прекрасно – однако работают. Из мазуриков в Лондоне стремительно делают уважаемых граждан и узников совести, а на Биеннале художники ищут покровительства бандитов и наркоторговцев. В сознании интеллигенции произошел переворот: те, кто некогда боролся с казарменной советской властью, сегодня расшаркиваются перед паханами, гнут шею перед ворами – и это прогрессивно. Обнаружилось, что владелец «Open space», прогрессивного издания, – вор; и разве это подорвало веру в идеалы? Обнаружилось, что главред «Сноба» растратил миллионный бюджет, и никто не удивился. Жулики по-прежнему любимы обществом.

Весь мир согласился с тем, что привычные критерии труда – уступили критериям труда криминальным.

Точнее сказать так: население планеты (и обслуживающее его законодательство) – это как бы тыл. Безработица, падение производства, инфляция, беженцы, беспризорники, низкая рождаемость, высокая смертность – это все проблемы тыла. Жаловаться не годится: тыловая жизнь вообще возможна постольку, поскольку идет война. Настоящая работа происходит не на производстве – заводы банкротят и закрывают, – подлинный труд идет на воровской передовой, среди хозяев жизни, там, где царит другая мораль и властвует другой закон. Мирная экономика давно подчинилась экономике военной, мы давно уже живем по законам военного времени.

А если бы было иначе – разве стоял бы вопрос, откуда взять деньги для Греции?

Да вот откуда: из ворованных Абрамовичем и Березовским.

Из денег, украденных руководством редакции «Сноба». Из тех денег, что отжулил бывший владелец «Open Space».

Из тысяч миллиардов, украденных у людей за последние двадцать пять лет.

Но этого не произойдет: награбленное не вернут. Воров не осудят. Мир не спасут.

Сегодня благосостояние одного вора – практически приравнено к здоровью мира.

И это нормально: на войне жизнь генерала стоит сотен тысяч солдатских жизней.

Нас призвали на войну – вы хотите воевать в такой армии?

Умер богатый авантюрист, символ приватизированного общества – Березовский. Чтобы осознать размер потери, столичные журналисты сравнили покойного авантюриста с Герценом, Распутиным, Троцким и Парвусом – но убедительно не получилось.

Герцен не был жуликом; Троцкий не любил капитализм, Распутин не воровал; сравнение с авантюристом Парвусом удачнее, но и оно неточно.

Разумеется, все авантюристы друг с другом схожи; авантюристов, вообще говоря, очень много, примеры одним Парвусом не ограничиваются. И торговец оружием Бэзил Захаров, и Гурджиев, и Ходорковский, и Гусинский, и Парвус, и Березовский, и сотни прочих – они все авантюристы; метод работы у всех авантюристов один – перманентые челночные переговоры; сидя за столом, интригу не сляпаешь, надо сводить всех со всеми, создавать трения и конфликты, временные союзы и заговоры. Это именно то, чем занимается всякий светский человек – тот же журналист, например, проводит жизнь именно в таких вот перемещениях – просто авантюрист международного класса оперирует большими цифрами на переговорах, вот и все. Ни один из авантюристов не политический мыслитель, хотя риторика у многих оснащена социальными прожектами. Слух о том, что Парвус предвосхитил идеи Ленина, – не более чем газетная выдумка. Ленин интересен тем, что отдал себя служению революционной идее, а Парвус неинтересен тем, что он ничего никому не отдал, а все хотел присвоить. Подобный тип международного приобретателя очень распространен. Сравнить всех подобных со всеми подобными – легко, но это останется внутривидовым сравнением и к пониманию роли персонажа в обществе не ведет.

Здесь существенно следующее. Когда авантюристу приписывают обладание идеей, приходится извратить само понятие «идея». Скажем, сегодня говорится, что Парвус «придумал идею перманентной революции». Но такой идеи не существует в природе. Представление о том, что революция перекинется из одной страны в другую – это совсем не идея, это просто техническое соображение, известное за много столетий до Парвуса или Троцкого. Это техническое знание можно оснастить теорией, применительно к культурам разных стран – но этим Парвус заниматься не пытался, он был спекулянт, а не мыслитель. Схожим образом у Березовского в арсенале фраз существовали филиппики о демократии, судебной системе, правовом государстве, православии. Значит ли это, что покойный был социальным мыслителем? Нет, покойный был точно таким же христианином, как либералом, таким же либералом, как демократом; он переживал за свои убеждения в том смысле, что они были необходимой компонентой проекта – данным набором слов покойный добивался эффекта на переговорах. Подобно всем крупным авантюристам, покойный рассматривал страну с ее населением – в составе решаемого им финансового уравнения и украшал уравнение фразами гражданского звучания. Ни Парвус, ни Березовский, ни Захаров, ни Ходорковский – политическими мыслителями не являются, хотя их менеджмент построен на использовании политического словаря.