Тинатин Мжаванадзе - Лето, бабушка и я

— В танцевальных ансамблях очень нездоровая обстановка, — безапелляционно заявила мама. — Если что случится, папа твой с меня голову снимет.

— Да что там может случиться?! Не надо тут папой махать! Папа бы очень даже меня пустил, я знаю! Хорошо, не балет, — вдруг успокоилась я, — но на теннис меня звали — в нем-то что плохого?

— Теннис — это что такое? — подозрительно спросила бабушка.

— Это когда ракеткой мяч гоняют, — отмахнулась мама.

— Да! Аристократический спорт, между прочим! Королевский! В белых юбочках!

Мама и бабушка опять удрученно посмотрели друг на друга.

— В кого она такая, — пробормотали они, что означало: я должна осознать степень своего нравственного падения и пасть ниц, вымаливая прощение.

— Папа занимался штангой, вот в кого! — выпалила я, надеясь, что это их немного успокоит.

— Штангой! — воскликнула бабушка. — Слушай, ты себе хочешь фигуру, как у папы?! Да кто на тебе женится тогда — чтобы ты мужа пришибла невзначай! А музыка девушке всегда будет нужна. Детей своих будешь учить!

— Никогда. Ни-ког-да! — полузадушенно пообещала я. — Вот клянусь — даже если мои дети будут умолять — отдай нас, мама, на музыку, я им руки лучше отобью!

— И в кого она…

— Да ни в кого! Сама такая родилась!

Утомившись и выпив стопочку валерьянки, мама согласилась отвести меня на легкую атлетику.

— Вот мне больше делать нечего, водить тебя на стадион, — ворчала мама.

— В самом деле, — иронически отозвалась я, стесняясь, что пришла с родительницей.

Тренер постучал карандашом по журналу.

— Вы на тренировке присутствовать будете?

— Да, — холодно отозвалась мама и поудобнее перехватила сумку.

Всю тренировку я ощущала мамин буравящий взгляд в спину. Девочки рядом переглядывались и хихикали.

— Не буду я ходить на поводке, — швырнула я форму в угол.

— И не надо, — легко согласилась мама.

— И музыкой тоже не буду заниматься, — невинно сообщила я и отправилась пережидать бурю в свою комнату.

— Слушай, ты футбол смотреть будешь? — проорал Вадик в трубку.

— Конечно! — возликовала я. — Финал Кубка кубков, кто же это пропустит!

Положив телефон, я вдруг похолодела: отбой для меня был ровно в двадцать два ноль-ноль. Как это я буду смотреть матч века, интересно?

— Ма-а, — вкрадчиво начала я, кося глазами.

Бабушка глянула поверх очков — почуяла неладное.

— Что такое? — Мама все еще не могла отойти после легкоатлетического скандала.

— Сегодня футбол, — приступила я сразу к делу.

— Теперь на футбол хочешь ходить? — всплеснула в ужасе руками бабушка. — Так, я давно говорю — ей теперь только битье поможет!

— Да не ходить, дидэ, — успокоила я переполошенную женщину. — Только смотреть, понимаешь? Это нельзя пропустить!

— Ну пусть смотрит тогда, — сбилась с толку бабушка и вопросительно покосилась на дочь.

Дочь коварно глядела в окно.

— Два часа, — загадочно произнесла она.

Два часа. Два часа каторги — взамен долгоиграющего счастья!

— Ладно, — облегченно вздохнула я.

Итак, впервые в сознательной жизни я добровольно отпиликала на клавишах свою епитимью.

Соседи стучали снизу и тревожно спрашивали, кто это у нас старается, не взяли ли мы нового ребенка и все ли в порядке. Все приходящие домашние столбенели возле двери и долго смотрели мне в спину, затем обходили с фасада и щипались в целях удостовериться, что это я, а не нанятое привидение. Когда стрелка часов упала на цифру 8, я для пущего эффекта проиграла еще минуту и сняла руки с клавиш.

— Какое это счастье, — растрогалась мама. — Как я об этом мечтала всю жизнь!

— Это, получается, каждый день нам такой футбол нужен? — спросила бабушка.

— Каждый день не будет, — решительно отмела я поползновения. — Такой футбол бывает раз в жизни!

В час Икс я села на развернутый в виде трибуны диван вместе с мужчинами семьи, как полноправный болельщик. Улицы к этому моменту опустели настолько, что бродячие собаки, воробьи и кошки собрали экстренное совещание — куда делись все люди?! Город переливался тревогой и азартом. Он стал одним большим домом, где не было ни единой злой мысли, ни одной ссоры, никакого тяжелого молчания — все знали, что за стенами сидят точно такие же люди, горящие жаждой победы.

Игра прошла как в дыму.

— ГООООООООООООООООЛ!!!!!!!!!!!!! — взрывались дома, вылетали осколки люстр и лохмотья старых диванов.

Упавшие от разрыва перепонок собаки посылали воробьев на разведку, те заглядывали в окна и видели обезумевших людей.

Кошки жмурились на крышах и фыркали — сколько дури во всех живых существах, а нам все равно. Собаки и воробьи приходили к выводу, что у людей опасное бешенство, охватившее все особи вида вроде мгновенной эпидемии.

— Наверное, они вымрут, — скулили собаки. — Кто нас будет кормить?

— Да есть-то они едят! — подсматривали воробьи. — Может, и заболели, но про еду не забывают!

Только собаки собрались делить улицы, как их перепонкам досталось еще раз.

— ГОООООООООООООООООООООООЛ!!!!!!!!!!!!! — на этот раз крик приподнял небо, и оно выгнулось дугой.

— Собачий Бог, — взмолились собаки. Воробьи взлетели на магнолии и сообщили:

— Едут!

Пустые улицы заполнили машины с вываливающимися оттуда людьми, ошалевшими от счастья. Бибиканье и горны, губные гармошки и свистки, крики и пение — и флаги, бегущие по ветру следом, — все это перепугало собак и воробьев насмерть, они в тревоге погнались за машинами и добавили свои голоса в этот всемирный оркестр.

Из моря высунулись дельфины и навострили уши:

— Ничего страшного, — поделились они с чайками, — наши победили!

— Идиоты, — продолжали жмуриться коты.

Даже уставшие от воплей и мытья посуды женщины вывалились из окон и смотрели на бурление праздника. Им казалось, что они тоже приложили руку к этой победе. Они снисходительно улыбались.

— Ой, футболистка, — поддела меня бабушка, глядя, как я беснуюсь.

— Ма, можно я тоже… пойду на улицу? — заикнулась я.

Но про это можно было не спрашивать — пора и честь знать.

— А все-таки я тоже помогала победить, — пробормотала я, засыпая. — Два часа!

За окном бурлил ликующий город.

Бабушка засмеялась, не разжимая губ.

— Девочку обязательно надо родить, — наставляла бабушка. — Девочка всегда будет с мамой, а мальчика заберут — и жди потом, когда он про тебя вспомнит.

— Что-то мне девочек не особенно хочется, — с сомнением возразила я. — Девочкам ничего нельзя, вообще! Все только и следят, чтобы они чего-то не натворили. Никакой свободы, одни обязанности. Почему мне нельзя велосипед купить?! Потому что я — де-е-е-евочка. Тьфу.

— Да, девочкам труднее жить, — неожиданно согласилась бабушка. — Но ведь мы сильнее. Хоть мужчина — умнее, а женщина — сильнее. Она не сломается, а только согнется. Девочки умеют рожать людей, а мальчики — нет. Дался тебе этот велосипед! — вдруг рассвирепела она.