Николай Коняев - Дальний приход (сборник)

И, наклонившись над букетом, глубоко вдохнула в себя их запах и застыла так, чтобы не расплескать его.

Бабушку Карасикову все знали на приходе.

Она родилась без пальцев, но сумела одолеть свой физический недостаток, сумела уцелеть даже в войну, в немецком концлагере для детей.

Ну а после войны она научилась так здорово вышивать, что сейчас даже и в церквях были вышитые ею иконы… И никто не верил, что эти святые образы созданы женщиной, у которой нет пальцев.

Людмила тоже не верила. Даже когда видела своими глазами, как ловко орудует иголкой бабушка Карасикова, тоже не могла поверить, что это не гипноз, не обман зрения…

— Я бы вам подарила эти цветы… — смущенно сказала Людмила. — Но эти лилии я маме обещала привезти. Она уже знает, что я везу их…

— Ну что вы, что вы… — сказала бабушка Красикова. — Конечно, везите! Не обращайте внимания. Просто я очень удивилась, что именно сегодня увидела эти цветы.

И она снова нагнулась над букетом, глубоко вдыхая в себя прощальный запах лилий…

— А что сегодня за день? — тихо спросила Людмила у подошедшей свечницы.

— В хоспис ее удалось устроить как узницу… — объяснила та. — Сегодня как раз и ложится…

Конечно, жалко было бабушку Красикову, но время шло, надо было ехать домой, где ждала мать.

— Я вас навещу… — сказала Людмила. — Я вам обязательно привезу такой букет. У меня на даче еще остались на клумбе лилии…

— Спаси, Господи! — сказала бабушка Красикова.

Больше Людмила уже не видела ее в церкви.

Впрочем, и сама она бывала теперь в церкви не часто. Заболел врач в соседней смене, и пришлось, подменяя его, дежурить в два раза чаще.

На дачу удалось вырваться только две недели спустя, когда все гряды уже заглушила там буйная трава, но лилии на клумбе еще стояли…

Людмила так и не решилась взяться за прополку, и долго любовалась перед отъездом ими. Можно было бы срезать цветы, но с дачи нужно было сразу ехать на смену, а до следующего приезда лилии могли и недотянуть, наверняка их заглушит наступающая трава…

Людмила уже собралась идти, когда ее окликнули из-за невысокого заборчика.

На улице стояла пожилая женщина.

— Простите… — сказала она. — Я в больницу еду… Может, вы продадите мне ваши лилии?

— Берите… — сказала Людмила.

Она срезала лилии и, собрав в букет, протянула женщине.

— А сколько с меня?

Людмила нагнулась над букетом, и ударивший в нос запах заставил ее вспомнить о том, как замерла, склонившись над букетом, старушка Красикова.

— Я спрашиваю, сколько с меня? — повторила женщина.

— Вы в больницу цветы повезете? — спросила Людмила.

— Да… В больницу…

— Берите тогда так…

— Но это же неудобно…

— Я на работу опаздываю… — сказала Людмила. — Мне некогда спорить… Берите…

Но прошло и это наполненное бесконечными дежурствами лето…

Осенью Людмила случайно узнала, что умерла бабушка Красикова.

Уже месяц назад как умерла…

— Сильно мучилась? — спросила она у свечницы, рассказавшей ей эту новость.

— Нет… Когда соборовалась она, не стало боли… Последние дни, говорят, лежала в кровати и, улыбаясь, смотрела на букет лилий, которые кто-то принес ей… Слава Богу, так, улыбаясь, и умерла…

— Слава Богу…

— Никому не нужен русский человек, ни начальникам своим, ни правителям, которые давно бы уже нашу страну в аренду сдали, если бы не стало наконец русских… — запальчиво говорила наша спутница, а я молчал, потому что возразить на это было нечего.

— Так-то оно так, — сказал я. — Только порою кажется, что и самому себе русский человек тоже уже не нужен…

— Так ведь зато Богу нужен… — тихо, но убежденно проговорил отец Андрей, останавливая машину. — Я иногда читаю жития святых и думаю, что все это про нас, про нашу Родину написано…

— Как это? — спросил я.

Я действительно не мог понять, о чем говорит мой спутник, не мог сообразить, зачем он остановил здесь, на краю оврага, машину…

Конечно, красиво было.

Круто уходил вниз обрывистый склон, заросли кустов в лощине, кажется, собирали в себя вечерние сумерки…

А с другой стороны шоссе тянулись бесконечные луга, нежно освещенные заходящим солнцем…

— Это у нас все и было, что в книжках про святых пишут… — убежденно повторил отец Андрей, усаживаясь на бревнышке на краю обрыва.

Мы присели рядом с ним.

— Не согласны? — спросил отец Андрей. — Ну, ладно, я тогда вам про красноармейца Лукова расскажу…

— Расскажите… — согласился я. — Про красноармейца, батюшка, тоже интересно послушать, хотя и непонятно, какое отношение красноармейцы к святым имеют? Вы еще про буденовку что-нибудь вспомните…

— И про буденовку тоже обязательно скажу! — сказал отец Андрей. — В общем, мне отец рассказывал, что это сразу после Гражданской войны случилось. Война уже кончилась, а по русским деревням все равно чекисты рыскали, людей мучили и убивали…

Вот приехал такой отряд и к нам в село.

Отрядом командовал товарищ Фогельсон, а в отряде у него и венгры были, и латыши, и китайцы, и даже русский один в буденовке со звездой.

Его красноармейцем Луковым звали, отец запомнил это, потому что все его в отряде шпыняли всячески и только и слышно было:

— Красноармеец Луков! Принеси ведро воды!

— Красноармеец Луков! Беги быстрее к товарищу Петерсу. Пусть он явится немедленно!

— Красноармеец Луков…

Отец тогда еще мальчишкой был, не понимал ничего, крутился возле чекистов…

А чекисты эти не просто так к нам приехали.

В воскресенье, когда народ на обедню пошел, товарищ Фогельсон приказал своим чекистам окружить храм и, когда служба закончилась, чекисты погнали всех прихожан к оврагу за селом.

Когда чекисты выстроили их вдоль обрыва, вышел к ним в черной кожанке с «наганом» в руке товарищ Фогельсон.

— Кто из вас в вашего Христа не верит, может до дому идти! — сказал он.

Только и не шевельнулся никто…

— Еще раз спрашиваю! — повторил Фогельсон. — Вы все поняли? Если ви не дураки, можете идти домой!

Отец было дернулся выйти из строя, поскольку по малости лет дураком себя не считал, а дома у него на рыбалку намечено было идти, но дед удержал его.

— Ну-ну! — сказал Фогельсон. — Тогда я с вами персонально беседовать буду…

Он подошел к стоящему на краю шеренги батюшке и, ткнув его «наганом» в живот, потребовал:

— Говори бистрее, что Христа не было! Говори, что это попы толстопузые выдумали его, чтобы народ обманывать!