Николай Коняев - Дальний приход (сборник)

Сразу стало нестерпимо холодно.

Лежа на спине, Егоров обшарил все карманы, но спичек там не было. В карманах ничего не было, кроме сухого холодного снега да маленького металлического образка Чудотворца Николая, который когда-то давно засунула в нагрудный карман пиджака жена.

Сжимая в непослушной, занемевшей от холода руке образок, Егоров обреченно подумал, что вернуться назад к рюкзаку не удастся. Слишком далеко отполз. Слишком много сил вложил в свой план спасения.

Он заплакал. Слезы не стекали по лицу, а замерзали льдинками на глазах. Егоров замерзал. Он понимал это, и это было совсем не страшно. Просто было очень жалко себя…

Как-то очень ясно сквозь замерзшие на глазах слезы видел сейчас Егоров жену, дочку, близких своих, соседей. Соседа своего, тезку Николая, Егоров тоже видел, и уже не было на него никакой злости за то, что обманул с поездкой на дачу.

Ни на кого не было злости.

Жалко было только, что многого не успел сделать, не успел сказать жене и дочке самого важного, не успел в последний раз сходить в церковь и, не просто томясь и скучая, простоять всю службу, а помолиться, как следовало бы…

Боль в ноге утихла. Было уже и не холодно даже. И сумерки тоже как бы рассеялись. Дремота заволакивала сознание…

И все равно умирать не хотелось. Очнувшись, Егоров вдруг понял, что замерзает, и мысль эта обожгла его. Он рванулся вперед, к огням станции, сияющим тускловатым заревом за перелеском, крича от боли, царапая пальцами снег, пополз. Ему казалось, что он продвинулся далеко, но когда оглянулся — сушины были рядом, он продвинулся вперед всего на пару метров.

Егоров не помнил, чтобы ему приходилось плакать с тех пор, как вышел из детского возраста, но сегодня он плакал во второй раз, и, странно, снова слезы принесли облегчение. Снова стихло отчаяние, и снова, сжимая в руке образок, начал задремывать Егоров, и в этой дремоте снова видел соседа-тезку, который возился в гараже с машиной, время от времени поглядывая в сторону подъезда. Вот поднялся он по лестнице и позвонил в квартиру. Дверь открыла жена Егорова.

— Не вернулся еще Николай?

— Нет… Чего-то задерживается… Мы уже стол накрываем, а его нет.

Сосед нахмурился, вернулся в гараж и сел в машину.

Егоров видел в полудреме, как едет он на дачу, как — все так же жмурясь — идет по его, Егорова, следам… Вот — перешел через реку, остановился возле брошенного Егоровым рюкзака, легко вскинул на плечо и двинулся дальше. Вот поднялся по круче на берег, вот…

Кто-то сильно встряхнул Егорова за плечо, и он очнулся от дремоты.

— Вставай! — раздался вверху голос.

Егоров попытался открыть глаза, но — мешали замерзшие слезы — ничего не увидел.

— Николай? — хрипло спросил он. — Тезка, ты?

— Я… — ответил голос, или это только показалось Егорову, что ответил, потому что Егоров снова провалился в забытье.

Очнулся уже дома.

— Ой, Господи! — облегченно вздохнула жена. — Хоть глаза открыл, слава Богу!

Егоров лежал на диване в своей квартире. На полу, возле наряженной елки, мокрой кучей валялась разрезанная одежда. Лужа грязноватой воды растекалась вокруг. Кроме жены и дочери Егоров увидел врача, хлопотавшего у стола со шприцем. В дверном проеме смутно виднелось лицо соседа Николая.

— Сейчас, сейчас мы укол вам сделаем… — проговорил врач. — Сразу полегче станет. И, пожалуй, в больницу можно будет везти. Ничего опасного, конечно, но ногу вы поломали серьезно…

— Слава Богу, что жив… — тихо повторила жена.

— Николаю-соседу спасибо скажи… — с трудом выговаривая непослушными губами слова, прошептал Егоров. — Если бы не вытащил, кранты бы были…

Егоров видел, как вытянулось лицо соседа, как тень пробежала по лицу жены.

— Бредит… — сказала она. — Опять бредит…

И осторожно провела ладонью по руке Егорова.

— Нет! — он сжал ее пальцы. — Зачем ты говоришь так? Я уже замерз совсем. А тут Николай-сосед. Вытащил…

— Ты извини, тезка… — затушив сигарету, сосед выдвинулся из дверей и встал у дивана. — Я правда тебя искать хотел идти. Только мы сообразить не могли, куда…

— Почему хотел? — Егорову было трудно говорить, но он говорил, с усилием разжимая губы, потому что почему-то очень важно было понять самое главное. — Ведь это ты меня с берега реки сюда притащил?

— Не… — медленно покачал головой сосед. — Не я…

— Ты сам, сам, папа, пришел… — вмешалась дочка. — Только это не ты был, а сплошная груда льда. Я дверь открыла, а ты у порога свалился. И в кулаке образок вот этот зажат…

И она взяла со стола и показала образок Николая Чудотворца, который Егоров вытащил из кармана пиджакам на берегу реки.

Егоров закрыл глаза и снова увидел наполненный застывающими синеватыми сумерками перелесок, обледенелый берег реки, пар, струящийся над незамерзшей полыньей…

Еще ему показалось, что он увидел лицо, склонившееся над ним там, у заметенных снегом сушин…

— Редкая у вас воля к жизни… — услышал он голос врача. — С таким переломом ходить — никогда не слышал такого.

— Я тоже такого не слышал… — хотел ответить Егоров, но не сумел.

Слова смешались, он снова провалился в целительное забытье.

— Было это давно… — начал свой рассказ священник отец Николай. — Я тогда только документы подал в духовную семинарию. Лето было… Жара… В тот четверг договорились мы с женой, что она подружку свою в гости пригласит. Вечером, в половине восьмого, они вместе должны были прийти… Ну и договорились, чтобы я к этому времени дома их ждал…

А в тот день акафист Святителю Николаю читали…

Очень я эту службу люблю, и вот, уже по пути домой, решил все-таки в Спасо-Парголовскую церковь зайти. Там служба в пять часов начиналась, думал, что как раз вовремя и успею домой…

Акафист Святителю Николаю — дивная служба. Слова простые, а все словно из тебя самого и идут, прямо из сердца… Помните? «Буря недоумения смущает ми ум, како достойно есть пети чудеса твоя, блаженне Николае: никтоже бо может я исчести, аще бы и многи языки имел и глаголати восхотел…»

Да… Так вот, акафист уже к концу подходит, коленопреклоненная молитва началась, а я случайно на часы свои взглянул. Господи! Двадцать пять минут восьмого уже, как же я к половине восьмого домой успею? И еще подумал: недовольна жена будет, что задержался… Ну а молитва уже закончилась. Дождался я отпуста и сразу, как только вышел из храма, побежал к телефону. Спасо-Парголовскую церковь вы ведь знаете? Там внизу, под горкой, возле магазинчика телефонный автомат стоял. Набрал я номер, только хочу сказать, что задерживаюсь немного, а тут в трубке голос жены:

— Коля?! Ты?!

— Я… — отвечаю.