Слава Сэ - Сантехник. Твоё моё колено

Проходит двадцать лет. Нострадамус прославился как врач и предсказатель. У него новая жена Анна и шестеро детей: Сезар, Магдалина, Андре, Анна, Диана и Шарль. Все ужасно разные. Старший Сезар изучает астрологию и любит отца искренне, мечтает повторить его путь. Диана ярая католичка. Называет родителя чернокнижником.

— Кара божья тебя настигнет! — кричит она.

Младший Шарль — прохвост, ищет способ заработать на отцовой славе. Выдает себя за наследника таланта, обогнавшего отца. И никто не знает, что настоящий и единственный в семье предсказатель — это жена Нострадамуса, красавица Анна Понсард Жемелье. Ей дела нет до грядущих потрясений. Она просто любит мужа. Стирает его рубашки и готовит настой от подагры — зверобой, лен, пижму и тысячелистник.

Мы работаем в гостиной, где вероятность встретить Катю самая большая. Заслышав ее шаги, Алеша начинает говорить громче:

— Анна все свои предсказания делает во сне, после соития. Сама того не помнит. А Нострадамус за ней записывает и утром выдает ее пророческие стихи за свои видения.

Я знаю законы любовной драмы. Болтовня во сне, пусть даже пророческая, не прокатит. Я горячусь:

— Нет же! Она предсказывает наяву! Сама того не понимая, походя. Ей вообще плевать на будущее. Были бы дети здоровы. Она не сочиняет, а лишь играет в буриме. Пока посуду моет. Но муж понимает, ее дар ниспослан свыше. Он просит: «Ань, ну очень надо, я Генриху восьмому обещал! Король же, неудобно! Он перед сном читает мои… то есть, наши стихи. Если ничего не принесем, Генрих перекинется на этого шизофреника Данте!..»

Анна ставит кастрюлю, говорит: «Ну ладно, сейчас посмотрю». Закрывает глаза и гонит пургу, наугад расставляя рифмы.

— Итак, — говорит она, — год две тысячи четырнадцатый:

Предсказатель аплодирует и смеется.

— Ну хватит, Мишель, ну это же глупо! — говорит Анна, смущаясь.

— Что ты! Это прекрасно! Еще, еще! — кричит Мишель, заливаясь. Он хватает тетрадь и торопливо записывает, ставя кляксы.

Некрасов меня перебивает. Он упрямо гнет свое, тупица:

— Нет! Она не помнит предсказаний! Она во сне, после соития… У нее с головой не в порядке. Утром Мишель выдает ее стихи за свои, и Анна смотрит на него как на бога…

— Видишь, в чем разница! В моей версии Нострадамус любит жену! А в твоей — пользуется ее даром и ее любовью! И позволяет любить себя! Получается, у тебя он — корыстный мерзавец! А у меня — восхищенный обожатель!

Моя эскапада обращена в основном к Кате, но она не слышит. Я плохо рассчитал скорость ее приближения. Она только сейчас входит в гостиную, улыбается Алеше. А на меня даже не смотрит. Мой энтузиазм пропадает. Я ухожу ставить чайник.

Число увлеченных Катей мужчин растет с неприятной скоростью. К гонке подключился миллионер Семен Борисович. Поскольку именно его «лексус» и перстень легли в основу мифического Алешиного состояния, не впустить Семена Борисовича в дело оказалось невозможным.

— У меня дача рядом, приезжайте на шашлык! — сказал он.

Семен Борисович строил меленькую дачу, но все равно получился дворцово-парковый ансамбль с замком, речкой, фонтаном и французским садом. Он устроил для нас вечеринку. Тихую, скромную, только для своих. Копченый осетр, бариста с кучей оборудования, в зеленой беседке прячется джазовый оркестр, без которого пикник — не пикнк. Официанты носят шампанское, жаровня похожа на серебристый паровоз, вся в манометрах и трубках. Капитан жаровни с грузинским носом смотрит на приборы и крутит штурвал. На роль шашлыка пригласили цельномаринованную свинью. Периметр охраняют пылесосы-убийцы. Они всасывают мух, комаров, а если какой кролик прыгнет выше обычного, то и ему крышка. Удивительно, как преображается простая мухобойка, попав в руки японских инженеров. В пузике у монстров — я заглянул — вентилятор, провода и молнии. Жертвы сгорают мгновенно, не успев понять, откуда в родных кустах этот черный тоннель без света.

И вся эта круговерть, лишь чтобы увидеть Катю. Семен Борисович обеспечил прикрытие — позвал четырех своих директоров с женами. Они глядят на богача влюбленно и хохочут от его шуток что есть сил. Кто первый от хохота упал в траву — тот и молодец. Ну и Катя привела своих полуголых подруг, рыжую и зеленую. Некрасов тоже явился не один. Притащил театральных приятелей, облезлых и голодных. Разрешил им есть впрок. За это наймиты должны были сносить заранее приготовленные колкости.

Я поковырял осетра, плюнул в фонтан и ушел подальше от компании. Заложил широкий круг вдоль забора. Навстречу с пихт и елей взлетали немногие уцелевшие комары. Такие же одинокие и затравленные, как я, они вызывали сочувствие. Не настолько острое, впрочем, чтоб поить их собой.

Своих домашних насекомых я убиваю сам. Я сам защищаюсь от явлений природы. Девчонки от них лишь визжат. Им что стрекоза, что тарантул — все одинаково страшно. Кот насекомых различает, но из всей палитры предпочитает исключительно мух. Наверное, за то, что они богаты белком и веселые. Скучные худые комары достаются мне.

Ос когда-то ловили вместе. Кот прыгал вверх элегантно, хватал осу осторожно, чтоб не ужалила. У меня был другой подход. Я не против ос до тех пор, пока они не объявляют мою черешню своей собственной. Тут я встаю из кресла и требую поднять мне веки. У меня прекрасный замах и резкий, с выдохом удар. Я многому научился, вожделея Марию Шарапову на канале евроспорт. Если точно рассчитать, оса не успевает понять, откуда в небе тапок.

Как-то раз мы с котом погнались за одной осой. Мы оказались на равном расстоянии от нее. Федосей прыгнул, я взмахнул и — хрясь! Прямо в бедную кошачью морду. Кот впервые тогда сказал матерное слово при детях. С тех пор он ловит только мух. Иногда еще пауков, сошедших с небес на землю. А на все полосатое и жужжащее у него теперь идиосинкразия.

Вернемся к комарам. Прогресс создал сетки на окна и генераторы зеленого дыма. Но все эти хитрости нужны слабакам, умеющим вспомнить, зачем приперлись в магазин. Мой метод создан настоящими мужчинами еще в каменном веке. Я ложусь голым поверх одеяла лицом к опасности и жду. И выставляю перед собой ладони, как опасный Буратино. Моя поза не означает, что я дурак, хоть и не отрицает этого.

Комары видят во мне еду. Им и в голову не приходит, что на самом деле я — смертельная ловушка. У меня огромный опыт и тысячи побед нокаутом. Я знаю все их повадки, могу притворяться парализованным и вкусным одновременно.

Комары тоже бывают разные, впрочем. Большинство — опрометчивые нахалы. Садятся, жрут и тут же гибнут. Но встречаются среди них и тревожные подлецы. В борьбе с такими мне мало выглядеть равнодушным. Нужно стать бревном, дышать как бревно и думать как бревно. Я все это прекрасно умею. Внешне сонный и вялый, я способен молниеносно шлепнуть себя по морде. И, конечно, это самая беспокойная фаза моего сна.