Елена Костюкович - Цвингер

— Они — кто? Ой! Да я же, я болгарской Зофке, вот сейчас вспомнил, сболтнул по телефону, что Мирей знает все мои пароли!

— Сколько я тебя учил, чтобы ты не трепал языком…

— Значит, именно болгары! Не Контора! Что бы они ни говорили! Ульрих, ты гений, гений! Надо же, ну надо же! Я от болгар чего угодно, но прямого бандитизма не ждал. Но напрасно они ликуют. Мирей хотя и знает пароли, но пароль не сработает. Этот комп вообще не может включиться. Он сломан. Не знаю, Ульрих, понимаешь ли ты, как в подробностях дело было…

Сон слетел, как рукой сняло. На пределе возмущения Виктор рассказывает Ульриху про субботний миланский вечер. Повторяет то, что Ульрих уже знал, — про балкон, мяч, малолетнего хулигана, — но на этот раз с психологическими подоплеками: кое-что про Наталию, кое-что и про Мирей. Уклончиво, стыдливо, скупо.

И что сейчас Наталия прочесывает черную хронику. Что она побывала в доме, обнаружила разорение, обрывки веревок, разбитую вазочку и соседское клетчатое одеяло, почему-то занесенное грабителями к Виктору в дом.

Что Доминга независимо описала то же самое. За исключением одеяла, которое Наталия вывесила обратно на балкон.

— А как они все в твою квартиру выходят-входят?

— Мирей у меня в субботу получила ключ. Который положила в воскресенье под коврик. Обещала дверь захлопнуть, когда из дому поедет на самолет. Наталия на третий день взяла этот ключ под ковриком. У Доминги постоянный свой собственный от квартиры ключ.

— Только, главное, не глупи, не устраивай шум. Если начнут расследование о похищении, первым делом вам заблокируют счет «Омнибуса». Не позволят выкупить что бы то ни было у кого бы то ни было. В частности — тетради Жалусского у болгар.

— Да и выкупать не следует. Я сейчас побегу в немецкую полицию. Необходимо этих болгар арестовать, у них тетради отобрать, они же человека, ты сам доказал только что, похитили!

— Да что там я доказал? Да кто их будет арестовывать или что-то у них отбирать под твое честное слово, да еще в Германии? Ты рехнулся? Ты сначала докажи, что надо их арестовать. Их, а не тебя. Погоди. Я попробую понять, что тут можно сделать. Наших всех задействую. Может, кто из наших вдруг имеет связи во Франкфурте в полиции. Ты пока, это самое, не психуй. И не уезжай в Милан. А найди скорей во Франкфурте болгар. И не отпускай их, пока правду не вышибешь. Дай им понять, что ты все знаешь, что согласен договариваться. Эх, меня бы туда. Да лет двадцать мне с плеч долой. Совершенно понятно, можно с ними договориться по-хорошему, отпустят Мирей.

— Ох, да, Ульрих, дай бы бог, чтоб по-хорошему… Вот сейчас гляжу на отрезанную голову. До сих пор я еще надеялся, что весь этот балаган окажется шуткой…

— Чьей же шуткой?

— Да чьей угодно. Даже, если принимать любой абсурд, шуткой Наталии. Я уже готов поверить… Это именно ведь ей, Наталии, я эту самую фотографию Мирей по факсу слал.

— Как, эту именно фотографию?

— Да, эту именно фотографию!

— А можно мне узнать подробней про эту Наталию?

— Пожалуйста. По-моему, она столь же неспособна быть вмешанной в это злодейство, как ты или я.

— Да? Никого нельзя исключать. Ты вечно такие странные отношения около себя разводишь… Вечно около тебя свистопляска и кавардак. Наталия твоя… Она ведь замужем? За кем она замужем?

— За Джанни Пископо.

— И что известно о Джанни Пископо? Где он работает?

— В Брюсселе. В международной организации. Не помню, в какой. Они разошлись.

— Разошлись? Вот это может оказаться очень важно. Скажу Модесту, у него племянник в Европарламенте депутат, пусть-ка узнает, какая репутация у Джанни Пископо. Хотя зачем разводящемуся брюссельскому бюрократу грубый шантаж… А может, все-таки именно Наталия квартиру вверх тормашками перевернула и фотографию Мирей с отрезанной головой послала тебе? Может, побудительной причиной является бытовая ревность?

— Нет, нет. Это бред!

— Да, наверно, бред, Виктор. Куда она бы, если и так, в этом случае саму Мирей дела? Убила разве? Нет, та по телефону отвечала, ты говоришь. И Наталия не способна факс с украинским акцентом сфальсифицировать. И разве ты, Вика, совсем не разбираешься в людях?

— Я в людях разбираюсь. И в данный период Наталия для меня — важнейшая из людей. Красивая. Самоотверженная. Очень умная. Если бы ты ее знал. Надеюсь, узнаешь. А кстати, можешь на нее посмотреть в интернете. Она печатается. Там есть портреты в статьях. Наталия мне помогает. Даже стыдно перед ней за абсурдные подозрения. Я просто извелся. Знаешь, Ульрих, правда, по-моему, беда. Какие-то люди похитили Мирей. Причем бессмысленно. Если хакеры у них в шайке и есть и если даже получится у них диск восстановить, все равно без толку. На диске же нет ничего. Нет планов поисков, нет сведений, нет карт. Я ничего об этом не знаю…

Помолчав, Ульрих в ответ:

— Дурак ты, Вика. Это же большое несчастье, что поломался глупый диск! Они же будут вышибать этот пароль и запуск компьютера любыми методами из Мирей!

— Нет! Что ты говоришь! Ой… То есть ты думаешь, они?..

— Я исхожу из того, что ты сам сказал. Ты описал двух болгар. Понятно, что люди страшные. Эта криминальная пара — из мафии. Они, скорее всего, в смычке с гэбэшниками, — говорит Ульрих.

— Да, в аэропорту они подбросили бумаги, хранившиеся в украинском ГБ. Значит, у болгарско-украинской банды в руках три совершенно разных архивных фонда. Раз, бумаги из киевского ГБ по делу Плетнёва, два, бумаги Жалусского и Плетнёва, вынесенные из квартиры Плетнёва в день обыска, и три, тетради Жалусского, перевезенные в Болгарию в половицах.

— Ты вот что, Вика. Можно кое-что узнать через Бэра. Пусть узнает в Москве, у него, поди, знающие информаторы…

— Павлогородский…

— Это кто?

— Он связан с органами.

— Я имел в виду скорее архивщиков. Ну, может, и Павлогородский. У кого-нибудь, кто может сказать, как могло получиться, что три коллекции управляются из одного центра. Бэр, наверно, в Москве будет встречаться с архивщиками из спецхранилищ. Кто придет хоронить Яковлева? Коллеги, специалисты, архивные люди. С ними вот и пусть обсудит, что сталось с документами по делу Плетнёва, которых, поди, целая полка имелась в киевском ГБ. А ты пока иди по болгарскому следу. Болгары — посредники, уполномоченные с тобой контактировать по всем трем фондам. Страшные люди. Вероятно, болгары-то за Мирей и скомпилировали письмо со всеми кривыми нерусскостями. Хотели писать по-русски, а вышел у них украинский.

Виктор взвыл.

Ульрих прав.

Нельзя ему, Виктору, лететь в Милан. Что делать там? Сидеть в квартире и рвать на себе волосы? Надо немедленно кидаться в погоню за болгарами. Быстро найти их. Притворщиков, негодяев.

— О, я их!