Анна Андронова - Побудь здесь еще немного

Боже мой, до каких мыслей она докатилась! Где же ее настоящий сценарий? Дима?

Дима ласковый, внимательный, основательный. И скучный. Милочке скучно. Дима ложится спать так, как будто они уже десять лет женаты. Разговаривает так, как будто они прожили вместе двадцать лет. Он заботится о ней и, кажется, знает все наперед. Дима никогда не спрашивал, хочет ли Милочка за него замуж. Это всегда было частью его несокрушимого плана. Милочка выйдет за него. Родит маленькую серьезную девочку.

Или маленького серьезного мальчика. Допишет диссертацию. Снимет халат и стетоскоп. Сядет за компьютер, поедет в Германию. Вместе с Димой они будут копить деньги на частный стоматологический кабинет. Приучать маленького мальчика или девочку мыть руки перед едой и есть с хлебом. А Макс будет пить пиво в компании кота и говорить по телефону.

Дима вчера… Ей надо сказать ему. Он плотно закрывает дверь, выключает свет. Целует Милочку. Дальше все известно. «Ты в душ? Обязательно, дорогая! Нам надо тщательно предохраняться, беременность должна быть желанной и наступить вовремя. Спокойной ночи, дорогая!» Как будто это он должен предохраняться или беременеть. И желательно вовремя! Он всегда одевает Милочку в ночную рубашку, ему не нравится быть голым. Наверное, это комплекс с точки зрения психологии.

Милочка готова поспорить, что женщины Макса ходят по его квартире голышом. И он тоже. Без комплексов. Дима никогда не повесил бы в туалете такую картинку! Живая Милочка ничуть не хуже любой картинки!

Милочка встает, зажигает свет, открывает шкаф. Зеркало в дверке шкафа. Рядом висят брюки и блузки, приглашают Милочку нарядиться. «Ты красива». Милочка знает. Она снимает ночную рубашку, стоит перед зеркалом, опустив руки. Длинные ноги, круглая попка. Талия тонкая, а грудь довольно большая. Милочка прикладывает ладони — и тяжелая. Длинная шея. Глаза блестят в электрическом свете. Она вполне составит конкуренцию той девице на плакате. «Просто будь собой!» Дима не сможет оценить, он никогда не скажет «Ва-а-у, ну-ка сними халат!» Не скажет. Милочка засыпает и видит цветные сны.

Старик Шапиро выписывается, вся палата горюет, некому будет их смешить и развлекать. Кардиограмма все еще не очень, но что тут требовать! Огромный инфаркт, огромный! Милочка беседует с сыном. Сын Шапиро ни капельки не похож на отца.

Тощий зануда. Деньги совал, Милочка рассердилась, чуть не расплакалась. Сам Александр Михалыч страшно нервничает, торопится собрать вещи, со всеми проститься.

Он подарил Милочке бабушкину фотографию. Такая уже у нее есть — та, где лицо сильно подретушировано. Бабушка Маша хотела, чтобы ее помнили красивой и веселой, а не усталой и больной. На обороте написано знакомым острым почерком: «Помни Марию» и дата — год рождения Милочкиной мамы. Это на память, он теперь не проживет долго. Милочка бурно возражает. Еще чашка, старинная, из синего-синего фарфора. Кобальтовая чашка. С золотым ободком, завернута в газету двадцатилетней давности. Бабушка из нее пила. Милочка представляет себе квартиру со старинной мебелью, круглый стол, бордовая скатерть с кистями, низкий абажур, буфет. Молодой Александр Михалыч достает из буфета кобальтовые чашки в честь гостьи. Где только при этом его семья? Помни Марию! «Давайте, Людмила Валерьевна, на посошок до пальмы дойдем!» Они идут до пальмы, которая в конце коридора. Старик уже в пиджаке, побрит, воротник рубашки свободно болтается на исхудавшей шее. Шаг у него тверже, увереннее, но он крепко держит Милочку за руку. Теперь она убеждена, что это ее дед.

В субботу придет Дима. Милочка скажет ему, что не выйдет за него замуж. Все будут в шоке! Милочка ни за что не уйдет из отделения. Она передаст все свои пробирки второму аспиранту, у него неудачная тема, а Милочкину тему выбирала вся семья во главе с бабушкой-профессором. Милочка будет каждый день входить в палаты и разговаривать с больными, нет ничего на свете интереснее живых людей. Она будет пить кофе из синей чашки с золотым ободком и старую газету тоже ни за что не выбросит.

В субботу она поговорит с Димой… А в пятницу вернулся Макс. «Скорей, я дома еще не был! Поехали! Успел только колбасы купить в ларьке! Кот меня возненавидел, наверное». На кухне у стены батарея пивных бутылок. В раковине — турка с кофейной гущей. На подоконнике — мисочка «для настоящих мужиков». Под столом — кроссовки сорок пятого размера. Милочка вынула из сумки кобальтовую чашку с блюдцем. Поставила на стол. Стащила через голову свитер. «Я дома». Макс и кот смотрели на нее и улыбались. Оба.

В каждой женщине есть изюминка, в Милочке — сплошной виноград. Свежий, веселый, живой. Такой разный. Хотя мама ее осуждает, папа удивлен, бабушка вне себя. Но они привыкнут к переменам, и все непременно скоро наладится. Дима разочарован, разочаровался в Милочке. Он так и сказал. Это тоже скоро пройдет, главное, чтобы не иссякли правила. Умер во сне старый Шапиро. Милочка так и не решилась навестить его. Наверное, она просто боялась услышать, что он ей не дед? Чак скинул со стола кобальтовую чашку и разбил. Осталось блюдце, его убрали в шкаф. Милочка работает на старом месте обычным врачом, а из аспирантуры ушла. Она беременна от Макса, он убрал из комнаты автомобильные колеса, чтобы было, куда поставить кроватку. А еще он бросает курить, но это уже начало новой истории…

Больница видна вдалеке из замазанного наполовину окна ванной, как будто собранная из огромных пластмассовых деталей конструктора. Больше всего Наташа любит ее такой — утренней, еще заспанной, замершей перед новым днем всем своим сложным многоярусным организмом. Вот-вот смена дежурства, сестры что-то дописывают, доделывают утренние назначения. Тяжелобольные забылись наконец быстрым неверным сном, обессиленные ночными болями и страхом. Выздоравливающие, наоборот, спят сладко и глубоко. Добирают последние минуты отдыха дежурные врачи. Дремлет, прикорнув на топчане, санитарка приемного покоя Валентина Григорьевна по прозвищу Гриша, уже закончившая утреннюю уборку. Врач реанимации Антон Фролов, приоткрыв дверь черного хода, курит первую утреннюю сигарету. Позевывая и ежась от утреннего сквозняка, уборщица тетя Клава ставит на площадку девятого этажа ведро и швабру.

Тихо. Так бывает только после обеда по выходным. Пустует стоянка машин перед больницей, кроме фроловских «Жигулей», ни одной машины нет. Пуста и стоянка у соседнего высотного здания — офисного центра. Из-за него выходят на рассвете первые лучи солнца, подсвечивая на фасаде больницы оранжевые полоски на белом фоне и ниже, зеленые, над козырьком въезда «Скорой помощи». Именно эти полоски и разноцветные сектора по фасаду делают здание больницы похожим на сборный детский конструктор. И чайки. Белые чайки на фоне синего утреннего неба.