Анна Андронова - Побудь здесь еще немного

Да Катя и сама бы уже бросила, что там за капельница — смех, тоже вода-водой. И Ирка, дура, конечно, никаких в помине таблеток не пила, так, концерт по заявкам радиослушателей. Всю ее намучили, натыкали, ей бы сейчас лучше чаю крепкого и картошки поесть, с лучком. Бросить? Но как-то не может Катя, не получается.

— Сейчас. Лежи.

Иркины ноги оканчиваются удивительно изящными тонкими щиколотками с высоким подъемом, косточка сбоку прямо детская, маленькая, трогательная. Тыл стопы испещрен узором фиолетовых вен.

— Ну-ка ляг в другую сторону головой.

Ирка нехотя переползает, Катя быстро вяжет жгут на щиколотку, мажет спиртом и мгновенным змеиным движением вводит иглу во вздувшийся сиреневый изгиб. Кап, кап, колесико отвернуто, клеит пластырь, вату сверху.

— Вот так лежи, Ир, не шевелись. Пропорешь эту вену, все, возиться с тобой не буду.

Она у тебя одна такая удобная. Поняла, Ир?

Миша на кухне разливает в стопки водку из распечатанной поллитры. Картошка и огурцы по тарелкам. Сыр на блюдечке и хлеб ржаной, порезан треугольниками, как на банкет — в плетеной хлебнице.

— Ну че, Кать?

Катя кладет руку на голову сидящей у стола Пипы. Вроде и псиной больше не пахнет? Собака как собака, уши теплые и бархатистые, мягкие, как тряпочки.

— Поставила…

Полдесятого. Ларка только что уехала на своем автобусе. Кате в другую сторону. Выходные закончились, завтра в институт. На остановке никого нет, спальный район празднует воскресный вечер, все жители вернулись за свои окна, застегнулись дверными засовами, отгородились от темноты бесснежной вымерзшей улицы завесой штор.

Холодно, но ехать никуда не хочется, хочется стоять и дышать разреженным просторным воздухом. Не хочется даже курить. Далеко за домами подсвечивает неоновым мерцанием вывеска ночного клуба. Фонари не горят, поэтому кажется, что улица началась прямо из космоса и стекла черным руслом сюда, к Катиным ногам. Берега ее расчерчены цветными квадратами окон, голубыми, и желтыми, и красноватыми, составляющими вместе непонятный человеческому глазу загадочный узор-шифр. Три слева желтых, одно голубое в середине и еще справа, особняком на самом верхнем этаже, два оранжевых, через одно — сиреневое, вспыхивающее изнутри сменами телевизионных кадров. Самое близкое к остановке окно в доме на углу, первый этаж. Катя идет, не таясь, перешагнув заборчик палисадника, немного пьяная Мишиной водкой и ноябрьским воздухом. Встает на цыпочки и заглядывает внутрь. Занавески раздвинуты, никого нет, комната ярко освещена круглой люстрой со множеством свисающих вниз стекляшек. Комната густо населена мебелью — стол со стульями, книжный шкаф, полки, сбоку угадывается подлокотник кресла или диван. На тумбочке у двери старый телефон с цифровым диском. Кстати, надо включить свой, мама, наверное, волнуется. Окно неожиданно гаснет и одновременно поет в руке ожившая трубка. Это не мама и не Андрей. Это почему-то Женя.

— Кать, мы тут за тебя извелись, а ты весь день недоступна? Ты где вообще, может, помощь нужна?

Женька, рыцарь! Хорошо, что позвонил.

— Ой, нет, Жень, помогать не нужно, я все уже, справилась, домой вот собралась. А телефон отключала просто, не до звонков было.

— Ну?

— Что ну? Вылечили.

— Там что было-то, отравление, действительно?

— Ага, желудок промывала.

— А что долго так?

— Да что долго, она в час по чайной ложке! Не меньше трех литров же надо, сам знаешь. Потом капались. Пока то, пока се… Слушай, а давай я приеду? Чаю дадите мне? Только маме позвоню.

Слышно, как на том конце сотовой трубки Женька улыбается во весь рот. Рад.

Катя бежит на противоположную сторону улицы, где уже топчется несколько человек в ожидании автобуса. Здесь у остановки только каркас, крыши нет. Если задрать голову, видны белесые городские звезды, подвешенные на невидимых нитках прямо в небе. Виден тонкий остро заточенный месяц, повернутый выгнутым серпом вправо, так, что если приставить еще воображаемую палочку, получится буква «эр» — растет. Люди, стоящие рядом, вслед за Катей тоже задирают головы и смотрят на небо.

— Мам, — говорит Катя в телефон, — я на работе…

«Иди-иди, чертова тварь! Иди!» Они движутся через сквер каждое утро, эта парочка. Солидных размеров трехцветный бассет и невысокая пожилая женщина в спортивной куртке — Галина Георгиевна, Галя. «Чертова тварь» мужского пола, по имени Егор стремится гулять медленно и обстоятельно. Все без спешки понюхать справа от дорожки, потом слева. То, что при этом на другом конце поводка приделана Галя, торопящаяся на работу, его не касается, хотя и раздражает немного. Гале с ним не справиться — в спорных ситуациях Егор наклоняет туловище вбок, смещает центр тяжести ниже, становясь еще устойчивей. До слез: «Я же тебе голову оторву!», хоть неси его на руках!

Галя, например, за завтраком полчаса читала журнал, кофе пила, игнорировала его желания мелкие и крупные. Всего-то два бутербродика и бросила, так, тьфу, нечего жевать, и то пришлось лапу дать. Не по возрасту ему уже лапы протягивать, десять лет, возраст мудрости. Галя чешет ему живот ногой, не отрываясь от чтения. Не уважают его здесь, не ценят! Миска пустая. Вытащила из холодильника кастрюлю с кашей, удивила! Считает, что он изо дня в день может ЭТО есть! Папа Вова, хозяин, солидарен. Кашу на дух не переносит. Но у папы Вовы сегодня на завтрак сырники. О! Сырники! Папа осилит, дай Бог, два, ау Гали вон их сколько — целая сковорода!

У Галиного внука экзема. Позвонила дочь. Дочь в пиковых ситуациях теряется, роняет предметы, прищемляет пальцы в дверях. Зять — рациональное зерно. Работает с утра до поздней ночи, они с бизнесом не дают друг другу покоя. Человек предполагает, Бог располагает, а зять планирует. Экзему сына он не планировал, у него работа с девяти. Остается Галя. Но Галя во время завтрака потеряла бумажку с телефоном знакомого дерматолога!

«Где она, где? Господи, ведь была только что! Володя, ты не видел?» «Что, я не слышу?» В ванной течет вода. Собака разлеглась посреди коридора. Сейчас споткнется! (Сейчас главное сделать морду пожалостливей, тоненько взвизгнуть — ты меня еще не кормила…) Звонит телефон — дочь ищет кожного врача, Галя ищет бумажку, Володя режет щеку бритвой. Под шумок кошка (конкурент) ворует сырники из сковороды.

Кошка Акси, не друг и не враг. Так, что за зверь? Полосатая, из пасти воняет рыбой. Если близко подойти, может махнуть когтистой лапой, шипит. Сырники любит! Егор оскорблен в лучших чувствах, ему-то, псу благородных кровей, не пристало воровать. Да и на плиту не залезть. Но так хочется сырника! Акси, так и быть, скидывает один. Общее столпотворение на кухне, лай, кошка сбежала под кровать с добычей. Егор нервно проглатывает (никакого удовольствия!). Неожиданно найдена бумажка с телефоном. Упала под стол. Дали наконец кашу. Неплохо! Попадаются чьи-то хрящики.