Дэвид Митчелл - Литературный призрак

Мы покидаем «Лесовика» уже перед самым чаем. Джон, Планк и я идем в «Игаган» пешком. Лайам крутит педали горного велосипеда.

— И кто тебя научил так держать выпивку? — спрашиваю у него.

— Папа.

— Злостная клевета, — возмущается Джон.

Мы бредем, поддерживая друг друга. Из нас троих только Планк в состоянии идти ровно.

— Старый добрый закат сегодня из ряда вон, пап, — говорит Лайам.

— Какого он цвета?

— Красного.

— Какого красного?

— Как арбузная мякоть.

— О да. Это октябрьский красный. Действительно, такие закаты бывают редко.

Джон садится на камень у ворот подышать воздухом, я оставляю с ним Планк. Дерн истоптан копытами и покрыт кротовинами. Лайам проехал вперед, чтобы покормить Шредингера.

Сад стал похож на маленький лес. Я угадала — крыша обвалилась. Пытаюсь нащупать ногой былую дорожку. Чьи глаза смотрят на меня через мутное стекло? Шуршит плющ, увивший все стены. В доме что-то стукнуло и шлепнулось. Кто тут обосновался — совы, кошки, летучие мыши или двуногие?

— Привет! — говорю я, поднявшись на крыльцо с зияющим проемом вместо двери. — Есть тут кто?

Когда с папой случился сердечный приступ, он упал здесь, именно на этом крыльце, перед дверью. С полным самообладанием человека, который знает наперед, что случится, мама велела мне присмотреть за ним, а сама поехала на велосипеде в порт за доктором Маллаганом.

Папа что-то хотел сказать мне. Я наклонилась пониже. Он говорил с огромным трудом, как будто грудь ему завалило булыжниками.

— Мо, будь сильной. Понимаешь? Учись как следует. Ирландских корней не забывай. Помни, кто ты есть.

— Пап, ты что, умираешь?!

— Да, детка. Это интересное путешествие, поверь мне.

Когда-то это был маленький аккуратный домик, в нем всегда пахло чистотой, свежей штукатуркой и свежей побелкой. Однажды летом папа своими руками выложил кровлю черепицей, ему помогали парнишки Доигов, отец Уолли и Габриэль Фитцморис, который утонул в октябре того же года. А старую соломенную крышу мы подожгли, устроив гигантский костер на берегу.

Но любая система стремится от упорядоченности к хаосу. Мы с мамой уехали с острова, поселились у тетушек на большой земле, и за работу принялись штормовые ветры да древесные жучки. Жители острова еле успевали ремонтировать собственные дома. Мама не выдержала встречи с призраками, ушла в свой мир, предоставив нам самим разбираться с этим, кто как может.

Тонкие деревца тянутся сквозь крышу к лунному свету. Показались первые звезды.

— Мо! Все в порядке? — окликает Джон у ворот.

Нет, никакого послания здесь для меня нет.

— Да, — кричу я в ответ, застегиваю куртку и спускаюсь с крыльца.

Джон зевает и потягивается, чтобы проснуться. Ласковый день, в котором еле-еле угадывается холодок зимы. Опять тарахтят вертолеты.

— Как спалось, дорогой?

Джон по голосу понимает, когда человек улыбается.

Он проводит языком по губам, расклеивая их.

— Хорошо. Мне приснился сон. Я плыву по какому-то мелкому морю в районе Панамы. С чего я взял, что это Панама? Но точно знаю, что Панама. Под водой виден свет, и там плавают пушистые облака. Я думаю: «Что за чушь? Под водой не бывает облаков». Всматриваюсь получше и вижу, что облака — это на самом деле медузы, разноцветные, как лампочки на рождественской елке, и мигают.

— Красивый сон.

— В трех случаях я не чувствую себя слепым. Когда показываю приезжим Клир-Айленд, когда обыгрываю отца Уолли в шахматы и еще когда вижу цветные сны… Мо?

— Да, Джон?

— Сегодня, Мо?

Хью говорил мне, что человек всегда просыпается за несколько секунд до землетрясения.

— Да, сегодня.

Я поступаю определенным образом в отношениях с Джоном, Техасцем, Хайнцем Формаджо потому, что я есть то, что я есть. А почему я есть то, что я есть? По тому что таково сочетание атомов, свивающих двойную спираль моей ДНК. Что побуждает ДНК к изменениям? Субатомные частицы, сталкивающиеся с ее молекулами. Эти частицы бомбардируют планету, вызывая мутации, которые приводят к появлению древнейших форм жизни, и далее от одноклеточных к медузам, от медуз к гориллам, а от них уже рукой подать до нас: до председателя Мао, Иисуса, Нельсона Манделы, до Его Провидчества и Гитлера, до вас и до меня.

Эволюция и история — бильярд элементарных частиц-волн.

Лайам входит и сразу достает бутылку молока из холодильника.

— А может, они решили оставить тебя в покое, ма?

— Может, Лайам.

— Нет, правда. Если б они хотели тебя забрать, они бы уже наверняка были здесь.

— Пожалуй.

— А если так, ты ведь можешь работать в Корке, на факультете? Правда, пап?

— Так-то оно так. Ректор на коленях благодарил бы маму, — говорит Джон как можно мягче. — Но…

— Ну вот, мам, значит, решено.

Ах, Лайам, Лайам. Больше всего Бог злится, когда цыплят начинают считать раньше осени…

Транссибирский экспресс мчался по Северному Китаю, углубляясь в лес, в уютные сумерки. Я по-прежнему играла с матричной механикой, но пока без всякого результата. Я билась над проблемой от самого Шанхая и, похоже, топталась на месте.

— Не возражаете, если я составлю вам компанию?

Вагон-ресторан пуст, все места свободны. Вряд ли мы знакомы с этой молодой женщиной.

— Меня зовут Шерри, — представляется она с австралийским акцентом и ждет моего ответа.

— Очень приятно. Садитесь. Отодвину только свои бумажки…

— Это у вас, значит, математика?

Странно, что столь молодая женщина, как она, хочет общаться с такой немолодой, как я. Ну и что, мы обе вдали от родных краев, от родного языка, не спеши с подозрениями, Мо.

— Да, я учительница математики. Какая у вас толстая книга!

— «Война и мир».

— Да, этого хватает. Особенно первого.

Полуголый китайский карапуз бежит вдоль вагона и гудит, подражая то ли лошади, то ли вертолету.

— Простите, я не расслышала вашего имени.

Вспышка подозрительности. Мо, брось. Она всего лишь непосредственна, как ребенок.

— Меня зовут Мо. Мо Смит.

Мы пожимаем друг другу руки.

— Шерри Коннолли. Вы до конца, до Москвы, или сойдете по дороге?

— Прямиком до Москвы, а дальше — Петербург, Хельсинки, Лондон, Ирландия. А у вас какие планы?

— Я хочу побыть в Монголии.

— Долго?

— Пока снова не потянет в путь.

— Рады, что покинули Пекин?

— Рада, что покинула свое купе! Там двое пьяных австралийцев соревнуются в сквернословии. У меня такое впечатление, будто я не уезжала из дома. Мужчины бывают невыносимы.

— Хотите поменять купе? Наша проводница уступчивая. Подкуплю бабушку бутылкой китайского виски.

— Нет, спасибо. У меня пятеро братьев, мы росли вместе, так что с парочкой шведов справлюсь. К тому же до Улан-Батора осталось всего тридцать шесть часов. К тому же на нижней полке едет здоровенный симпатичный датчанин… А вы, Мо, тоже путешествуете одна?