Дэвид Митчелл - Литературный призрак

Господин в костюме садится в японский полноприводный автомобиль. Жаргал трусит: владелец такого автомобиля наверняка очень важный человек.

— Господин!

Господин оборачивается, рука тянется к карману.

— Слушаю?

— Простите за беспокойство, господин, но не могли бы вы вспомнить фамилию человека, о котором только что говорили? Собирателя фольклора? Это очень важно для меня.

Господин в костюме настораживается. Я выбрал не подходящую для водителя грузовика манеру выражаться. Господин в костюме потирает лоб и роняет ключи. Жаргал наклоняется и подбирает. Мне остается только позаботиться, чтобы их руки соприкоснулись в момент передачи ключей. Переселяюсь. Это нелегко, как и в случае с Гангой. Сознание господина в костюме оказывается необычайно плотным. Двигаться в нем не легче, чем в куске замерзшего масла.

Долго изучать память моего нового хозяина нет нужды.

— Его зовут Бодоо.

Редкие прохожие с любопытством посматривают на впавшего в задумчивость, судя по виду, начальника. Но к моему новому хозяину быстро возвращается активность.

— А сейчас, простите, я тороплюсь. Дело не терпит отлагательств.

Ничего, потерпит. В архивах памяти нашелся портрет: маленький лысый человечек в очках, с бачками и кустистыми усами. Скоро мы увидимся, Бодоо. И ты направишь меня к истокам моего появления на свет.

Я смотрю, как удаляется Жаргал — человек, очнувшийся от непонятного ему сна.

Нового хозяина зовут Пунсалмагийн Сухэ-батор. Он старший агент КГБ Монголии и с презрением относится к человеческим слабостям. Мы мчимся на юг, полноприводный автомобиль вздымает клубы пыли. Сухэ-батор жует жвачку. Трава становится реже, верблюды изможденней, воздух суше. Дорога до Даландзадгада не отмечена указателем, но других дорог нет. Дорожные патрули отдают нам честь.

Сначала меня мучили угрызения совести из-за того, что так беспардонно использую нового хозяина в своих личных целях, но, ознакомившись с его прошлым, я успокоился. За время службы он убил больше двадцати человек, присутствовал при пытках и истязаниях более двухсот заключенных. На службе у бывших московских покровителей сколотил средней величины состояние, которое надежно упрятано в бронированных подвалах Женевы. Его новый босс находится в Петербурге. В один темный закуток сознания, где должна была бы находиться совесть, не удалось проникнуть даже мне. В остальном же сознание моего хозяина отличается ясностью, четкостью, жестокостью.

С наступлением ночи я разрешаю Сухэ-батору остановиться, распрямить ноги и глотнуть кофе. Я рад снова увидеть звездное небо во всей его глубине. Небо над городами человек превратил в грязное болотце. Но Сухэ-батор не из тех людей, которые склонны любоваться звездами. В сотый раз он задается вопросом, какого черта делает здесь, и мне приходится переключать его внимание. Ночь мы проводим в ночлежке для дальнобойщиков. С ее владельцем Сухэ-батор говорить не пожелал и платить тоже не намерен. Я порасспрашивал про Бодоо, хранителя народного искусства в даландзадгадском музее, но о нем никто ничего не знает. Пока мой хозяин спал, я совершенствовался в русском языке, с которым слегка познакомился благодаря Ганге.

Утром мы продолжаем путь. Холмы сровнялись с землей и превратились в каменистую равнину. Началась пустыня Гоби. Унылый пейзаж наводит тоску. Второй день только лошади, облака да безымянные горы. От Сухэ-батора никакого толку. Обычно люди постоянно болтают сами с собой: сочиняют диалоги, рисуют воображаемые картинки, вспоминают анекдоты, напевают. Но только не Сухэ-батор. Такое впечатление, что я переселился в робота.

Задавив собаку, Сухэ-батор врывается в пыльный областной центр Даландзадгад. Бесцветный город, который словно свалился невесть откуда по воле демонов пустыни. Голые дорожки, вдоль них женщины в платках продают яйца и сушеное мясо. Несколько трех- и четырехэтажных домов образуют центр города. Грязная больница, покосившаяся почта, заколоченный универмаг. Сразу за центром начинается окраина. Кроме того, что на черном рынке яйцо динозавра идет за пятьсот долларов, а шкура снежного барса — за двадцать тысяч, Сухэ-батор мало знает о самой южной провинции Монголии. Еще меньше он думает о ней.

У Сухэ-батора мелькает мысль заехать в местное полицейское управление и навести там шороху, но я направляю его прямиком в музей на поиски Бодоо. Музей закрыт. Не важно, в Монголии Сухэ-батор открывает любые двери. Внутри все так же, как и в предыдущем музее. Гулкая тишина. Кабинет хранителя пуст. С потолка в зале свешивается большое чучело грифа, почему-то с табличкой «кондор». Один стеклянный глаз выпал и потерялся.

В книжном киоске сидит пожилая женщина и вяжет чулок. Она ничуть не удивляется, увидев человека в закрытом музее. Думаю, она уже давно ничему не удивляется.

— Мне нужен Бодоо, — говорит Сухэ-батор.

Она даже не отрывает глаз от вязания.

— Он не приходил вчера. Не пришел сегодня. Наверное, и завтра не придет.

Сухэ-батор переходит на шепот:

— Могу я спросить, где отдыхает наш уважаемый хранитель?

— Спросить-то вы можете. Только я не отвечу.

Впервые за время моего знакомства с Сухэ-батором в его душе встрепенулось радостное чувство. Он вынимает пистолет и щелкает предохранителем. Потом прицеливается в крючок, на котором висит гриф с табличкой «кондор». БАБАХ!

Птица рухнула, на полу — груда перьев и штукатурки. На звук выстрела в пустых залах откликнулось только эхо.

Женщина взмахнула руками, уронив вязание на пол. В широко раскрытом рту видны черные гнилые зубы.

— А теперь, навозная лужа, кишащая червями, слушай меня внимательно, — шепчет Сухэ-батор. — Наша беседа, вонючая гнилозубая сука, будет протекать следующим образом. Я задаю вопрос — ты быстренько отвечаешь. Если мне покажется, что ты немножко увиливаешь от ответа, то следующие десять лет проведешь в очень отдаленном уголке нашей любимой родины. Поняла, сука?

Женщина побелела и хватает воздух ртом.

Сухэ-батор любуется своим пистолетом.

— Не расслышал ответа.

Женщина лепечет что-то вроде «да, поняла, поняла».

— Вот и прекрасно. Итак, начнем сначала. Где Бодоо?

— До него дошел слух, что сюда едет человек из КГБ, и он сбежал. Он не сказал куда. Клянусь, господин, я не знаю, где он. Я не знала, что вы из КГБ. Клянусь, не знала.

— Допустим. А на какой улице этого чудного города живет наш дорогой Бодоо? Давай адрес.

Женщина колеблется.

Сухэ-батор вздыхает, вынимает из кармана золотую зажигалку и подносит к табличке с надписью «не курить», которая стоит на прилавке. Дрожащая женщина, Сухэ-батор и я смотрим, как корчится в огне картон, превращаясь в горстку черного пепла.