Анатолий Маев - Генетик

Явился долговязый парень лет тридцати в костюме, ссерьгой в ухе и косичкой.

— Слушай меня внимательно! — пренебрежительно глядя на него, заговорил Вараниев. — Дашь в зал освещение раза в два больше, чем на сцену.

— Да вы что? — удивился осветитель. — Так нельзя!

— Я за все деньги плачу! Ты понял? Я! Сделаешь, как я тебе сказал! — металлическим голосом приказал председатель.

Вскоре появились первые делегаты, но значительно раньше зал стал наполняться корреспондентами и съемочными группами. Наивно рассчитывая расположиться перед сценой, медийная братия была весьма разочарована, узнав, что места ей отведены в боковых проходах. Исключение сделали лишь для представителей газеты «Красный человек» и печатных органов братских коммунистических партий, которым разрешили свободное перемещение по залу.

Незадолго до начала работы съезда в левой части сцены, позади резиновых статуй, были рассажены представители четырех поколений. Ровно в одиннадцать часов появился Вараниев, направился к столу президиума и занял место по центру стола. Справа от него восседал Макрицын, по другую сторону — Восторгайло, а дальше расположились первые секретари обкомов. Попавший в опалу Шнейдерман оказался на приставном стуле, со стороны заведующего идеологическо-теоретическим отделом.

Руководителей партии зал встретил стоя, аплодисментами. Заиграла музыка — спели «Интернационал». Скрипнула дверь, раздалась барабанная дробь, и по центральному проходу в направлении сцены зашагала процессия из комсомольцев и пионеров с партийным знаменем, эмблема на котором оказалась весьма неожиданной для депутатов, поскольку напоминала веселого Роджера: скрещенные серп и молот, над которыми висела голова Лемина.

Взобравшись по ступенькам на сцену, молодежь остановилась. Несколько седых, маразматического вида старух в нарядах от Мерзлодуевой согнали октябрят с мест, и те побежали к знамени. Туда же подошли Вараниев, Макрицын и Восторгайло. Шнейдерман привстал в нерешительности, но недобрый взгляд председателя моментально вернул его на место. Петр Никанорович объявил, что «сейчас пионеры октябрят в пионеры принимать будут вместе с руководителями партии». У значительной части присутствующих возникли проблемы с пониманием услышанного: кто кого во что принимать будет, осталось загадкой для доброй половины делегатов. Однако партийная скромность никому не позволила нарушить ход торжества вопросом.

Проворнее всех повязывал галстуки Макрицын, а у Восторгайло никак не получался узел на шее первого счастливчика. Товарищи пришли ему на помощь. Каждому новоиспеченному пионеру вручили красную гвоздику и книгу о подвигах Велимира Ильича Лемина, после чего всю молодежь со сцены увели. Старики степенно восседали на стульях: одни ожидали начала выступлений, другие не понимали, где находятся и что происходит, но все вели себя спокойно. Делегаты тоже притихли, гадая, Вараниев ли первым выступит или весьма популярный в областных партийных элитах Шнейдерман.

Неожиданно для большинства присутствующих на сцену выбежали дети с красными флагами. Они образовали полукруг, в центре которого расположились гитарист с баянистом и рыжий пионер-солист, страдавший явно выраженным ожирением. Прозвучал первый аккорд, и толстяк без перерыва исполнил три песни, посвященные Октябрьскому перевороту, экспонату из Мумияхрана и членам президиума партии «Мак. Лем. иЧ.».

Следующим номером выступил чтец, прочитавший стихотворение о счастливой жизни в будущей стране коммунизма. Затем дети сплясали малоизвестный танец, чем-то напоминавший мазурку, и удалились, заработав внушительную порцию аплодисментов.

Сразу после этого к трибуне подошел Вараниев. Делегаты притихли. Все внимание было обращено к оратору. Медленным, каким-то тяжелым взглядом председатель окинул зал, выждал минутную паузу и начал выступление обращением «Дорогие товарищи!» Он объявил об открытии первого съезда коммунистической партии «Мак. Лем. иЧ.» и попросил всех встать. Стоя, уже без музыки, вновь спели «Интернационал».

В первую очередь Виктор Валентинович рассказал о проделанной работе, достигнутых успехах и постигших неудачах. Затем, проанализировав экономическую и политическую ситуацию в стране на текущий момент, он нашел ее благоприятной для победы партии на предстоящих выборах. Когда председатель подошел к последней трети выступления, раздался короткий одиночный звук, как при ударе кувалды о рельс: заранее оговоренный с помощниками знак того, что Велик вовремя и благополучно доставлен на съезд. Оратор, на секунду прервавшись, посмотрел на часы. Все шло по плану, и Вараниев приступил к самой значимой, судьбоносной части своей речи:

— Дорогие товарищи! Коммунизм — непобедим!!! Мы прошли суровые испытания, закалились в боях. Рискуя жизнью, преданные делу Лемина члены партии исполняли свой долг коммунистов, не думая о почестях и наградах. Придет время, когда имена их можно будет объявить во всеуслышание. И первыми мы назовем тех героев, которые на протяжении более ста лет в условиях строжайшей тайны и конспирации, передавая эстафету от поколения к поколению, творили чудо, свидетелями которого вам предстоит стать через несколько минут.

— Никудышный оратор! Не правда ли, Еврухерий Николаевич? — неожиданно донесся до Макрицына ставший ему чуть ли не родным голос Семена Моисеевича. — Вот назвал бы господин выступающий вашего Велика чудовищем, к примеру, — куда как понятнее было бы! А так что получается? Извольте, граждане почтенные, на собственный лад воспринять услышанное вами: то ли сам лже-Лемин — чудо, то ли чудо есть в том, что его сотворили. Впрочем, находящимся в зале делегатам по большому счету все равно: тайны — привилегия меньшинства. Публике важные события всегда постфактум сообщаются. Это для нас с вами разница имеется — мы ведь знаем, из какого материала его Ганьский сотворил.

— Я лично не знаю! — громко возразил Еврухерий.

— Что вы кричите?! Ваше выступление впереди запланировано, — недовольно произнес космополит. И, секунду подумав, добавил: — Хотя оно и не состоится. А жаль, очень жаль: и обстановка торжественная, и вы на законных основаниях присутствуете. Иными словами, факт вашего, так сказать, наличия за столом обусловлен заранее. И весь ваш вид, несомненно, говорит о том, что вы здесь не гость.

— Для товарищей по партии я давно свой! — гордо заметил Макрицын.

— Поразительно! — словно не услышав реплики, продолжил Семен Моисеевич. — Насколько же безграничны масштабы лжи! Должен признать, что коммунистическая партия за годы своего существования достигла высочайшего мастерства в искусстве обмана, подтасовки фактов, интриг, лицемерия. Филигранная техника, виртуозное исполнение! Вараниев продолжает безбожно врать. Сейчас он мифических ученых-коммунистов упомянет, а заодно про секретное хранилище, якобы оборудованное во льдах, скажет. Шарлатан, одним словом.