М. Стедман - Свет в океане

Наккей был наслышан о методах Спрэгга выбивать признания и пропустил эти слова мимо ушей.

— Послушайте, Шербурна я не знаю совсем. По мне, он может оказаться даже Джеком Потрошителем. И если он виновен, то ему точно не поздоровится! Но держать за решеткой его жену просто так, на всякий случай, я не позволю, так что советую попридержать коней. Вы не хуже меня знаете, что по закону замужняя женщина не несет ответственности за то, что ее заставил сделать муж. — Он переложил на столе бумаги. — У нас тут маленький городок. И грязь пристает очень быстро. Мы не бросаем женщину в тюрьму, пока на то нет серьезных оснований. Поэтому будем действовать так, как положено.

Когда сержант Спрэгг, недовольно поджав губы, вышел из участка, Наккей отправился в комнату, где доктор осматривал Люси, и вскоре появился, ведя ее за руку.

— Доктор сказал, что с ней все в порядке, — сообщил он и добавил, понизив голос: — Сейчас мы отведем девочку к матери, Изабель. Я был бы очень признателен, если ты не станешь ничего осложнять. Поэтому… как насчет того, чтобы просто с ней попрощаться?

— Пожалуйста! Не делайте этого!

— Не нужно ничего усугублять. — Вернон Наккей, который долгие годы видел, как мучается Ханна Ронфельдт, и не сомневавшийся, что она пребывает в мире печальных галлюцинаций, теперь подумал то же самое и об этой женщине.

Решив, что теперь в объятиях матери она снова в безопасности, Люси крепко прижалась к ней, и Изабель поцеловала ее в щеку, не в силах оторвать губ от нежной и мягкой кожи. Гарри Гарстоун ухватил девочку за талию и оторвал от матери.

Хотя за последние сутки все вело именно к этому и страх, что подобное может произойти, не покидал Изабель с той самой минуты, как младенца нашли в лодке, она так и не смогла с этим внутренне смириться, и ее сердце разрывалось.

— Пожалуйста! — молила она. — Будьте милосердны! — Ее голос гулко разносился по скудно обставленной приемной. — Не забирайте у меня ребенка!

Когда у нее отобрали Люси, Изабель лишилась чувств и упала на каменный пол.

Ханна Ронфельдт не находила себе места. Она постоянно смотрела то на свои часы, то на часы на камине, то на сестру, не в силах понять, сколько прошло времени. Катер ушел на Янус вчера утром, и каждая минута с тех пор тянулась целую вечность.

Казалось невероятным, что она сможет снова обнять свою дочь. С той минуты как в почтовом ящике обнаружилась погремушка, она постоянно представляла себе, как они встретятся. Объятия. Слезы. Улыбки. Ханна нарвала в саду плюмерий и поставила их в детской, так что их изысканный аромат наполнял весь дом. Улыбаясь и напевая, она везде убралась, еще раз вытерла пыль и рассадила на комоде кукол. Затем вдруг занервничала, чем будет кормить малышку, и послала Гвен за яблоками, молоком и конфетами. Не дождавшись ее возвращения, Ханна вдруг засомневалась, что может понадобиться что-то еще. Поскольку сама она ела очень мало, то решила проконсультироваться, чем кормят детей в возрасте Грейс, у своей соседки миссис Дарнли, которая воспитывала пятерых малышей. Фанни Дарнли, всегда любившая посплетничать, тут же отправилась в бакалейную лавку мистера Келли, где рассказала, что Ханна окончательно тронулась умом, поскольку готовит еду для призраков. Весть о том, что дочь Ханны нашлась, еще не разлетелась по городу.

— О соседях, конечно, не принято плохо отзываться, но, наверное, дома для сумасшедших существуют не просто так? Мне бы не хотелось, чтобы рядом с моими детьми жил человек, у которого с головой не все в порядке. На моем месте вы бы чувствовали то же самое!

Телефонный разговор был непонятным.

— Вам нужно явиться в участок лично, мистер Грейсмарк. У нас тут ваша дочь.

Билл Грейсмарк явился в полицейский участок, не зная, что и думать. После звонка ему сразу представилось тело Изабель на столе в морге, которое должны забрать родственники. Он с трудом улавливал слова, которые продолжали говорить по недавно установленному телефонному аппарату: смерть казалась самым очевидным объяснением. Только не их третий ребенок! Он не мог потерять всех детей — Господь же такого не допустит? Билл слышал, но не понимал, при чем здесь Ронфельдты, но уловил слова «Том» и «тело».

В участке его проводили в заднюю комнату, где на деревянном стуле сидела его дочь, сложив на коленях руки. Он был так уверен в ее смерти, что не смог сдержать слез.

— Изабель! Дочка! — прошептал он, бросаясь к ней и заключая в объятия. — А я так испугался, что больше никогда тебя не увижу!

И тут он заметил, что его дочь была явно не в себе: она не ответила на его объятия и не подняла глаз, а просто безжизненно обмякла — бледная и отрешенная.

— Где Люси? — спросил он сначала у дочери, а потом у констебля Гарстоуна. — Где маленькая Люси? И Том? — Его мозг снова заработал: наверное, они утонули. Неужели…

— Мистер Шербурн находится в камере, сэр. — Полицейский ставил печати на какие-то бумаги. — Его переведут в Албани после предварительного расследования.

— «Предварительного расследования»? Какого черта? Где Люси?

— Ребенок находится со своей матерью, сэр.

— Совершенно очевидно, что ребенок не со своей матерью! Что вы с ней сделали? Что все это значит?

— Судя по всему, настоящей матерью ребенка является миссис Ронфельдт.

Билл решил, что ослышался, и продолжал бушевать:

— Я требую немедленно освободить моего зятя!

— Боюсь, что это невозможно. Мистер Шербурн арестован.

— Арестован? За что, черт возьми?

— Пока за искажение сведений официальной отчетности Содружества. Неисполнение обязанностей государственного должностного лица. Это для начала. Затем похищение ребенка. И к тому же на Янусе выкопали тело Фрэнка Ронфельдта.

— Вы с ума сошли? — Билл повернулся к дочери, теперь ясно понимая причину и ее бледности, и оцепенения. — Не волнуйся, дорогая. Я все улажу. Тут наверняка какая-то ужасная ошибка! Я разберусь!

— Мне кажется, вы не понимаете, мистер Грейсмарк… — начал полицейский.

— Вы, черт возьми, правы — я ничего не понимаю! И вы за это ответите! Держать мою дочь в полицейском участке из-за какой-то безумной истории. Оклеветать моего зятя! — Он повернулся к дочери: — Изабель, скажи ему, что это полная чушь!

Она продолжала сидеть, не шевелясь и не говоря ни слова.

Полицейский откашлялся.

— Миссис Шербурн отказывается давать показания, сэр.

Том чувствовал, как его обволакивала густая липкая тишина в камере. Его жизнь так долго отмеряли яркие вспышки маяка и окружал шум ветра и набегавших волн. И вдруг они исчезли. Он прислушивался к похожим на удар хлыста крикам птицы-бича, прятавшейся где-то в ветвях эвкалипта.

Одиночество ему было знакомо и напоминало о времени, когда он жил на Янусе один, и теперь годы, проведенные на острове с Изабель и Люси, казались ему миражом. Он полез в карман, достал детскую атласную ленточку и вспомнил улыбку, с которой Люси ему ее вручила, когда та соскользнула с волос. «Сохрани ее, пожалуйста, папа».