Джеми Аттенберг - Мидлштейны

Прихожане синагоги много лет поддерживали аптеку Мидлштейна. Ричард открыл в северо-западных пригородах вторую, а потом и третью. В восьмидесятые всем жилось хорошо. Но потом семейный бизнес стал постепенно чахнуть, как больная ветка, зараженная непонятным грибком. Тому было несколько причин. Более консервативные члены общины отделились и начали строить в другом пригороде собственный храм. Кто-то переехал, кто-то умер. В синагогу, которую помог основать Ричард, пришло молодое поколение. О Мидлштейне они ничего не знали, у них не было причин ходить исключительно к нему. Они видели только, что ему принадлежат пыльные аптеки, которыми он управляет по старинке, даже ремонта ни разу не сделав. Ричард ошибся. Он думал, что помогать общине и быть хорошим евреем достаточно, чтобы твой бизнес процветал. Однако он жил не в маленьком городке, а в пригороде Чикаго. В американском пригороде, ни больше ни меньше. Конкурируйте с «Уолгринз» и «Таргетс», «Кеймартом» и «Уолмартом» или убирайтесь вон, мистер Мидлштейн. Убирайтесь.

Бенни толкнул дверь, и над головой звякнул старый колокольчик. Сын быстро прошел мимо полок с разной съедобной мелочью, витрин с косметикой, кремами, прокладками, зубными пастами и шампунем, мимо витаминов, лекарств, что отпускались без рецепта, молокоотсосов, костылей, клизм — целых полтора стенда с клизмами, зачем столько? В аптеке давно не вытирали пыль. Один из отцовских курьеров, слаборазвитый парень по имени Скотти, который работал здесь с тех пор, как Бенни еще учился в университете, усердно тер шваброй одни и те же квадратики линолеума. Водительских прав у него не было, и он разъезжал по округе на синем велосипеде с корзинкой, доставляя товар одиноким старым затворникам. Почти круглый год, даже в холода. Остановить его мог только снег, и тогда Скотти проделывал по нескольку миль пешком туда и обратно. «Хорошо, что у меня есть занятие, — сказал он однажды. — Иначе пришлось бы туго». Бенни так и не смог решить, кто его отец: благотворитель, давший шанс человеку, который иначе останется без работы, или скупердяй?

Ричард, чьи роскошные седины почти не изменились, сидел, сгорбившись, на табурете за прилавком — ни дать ни взять могучее дерево, согнутое ветрами, — и тыкал в экран телефона стилусом. Услышав шаги, отец поднял глаза и просиял. Сынок! Он посмотрел на волосы Бенни, на его лоб, изборожденный морщинами, и улыбка погасла.

— Какая неожиданность! — Ричард протянул сыну руку через прилавок.

Бенни слабо пожал ее, совсем не так, как его учили пожимать руки. Отец по-прежнему смотрел на его макушку. Они не виделись месяц. Всего месяц, и вот мужчина уже почти лыс. Ричард непроизвольно потянулся к своим волосам, будто хотел проверить, на месте ли они, и Бенни поморщился.

— Ты заболел? — спросил отец. — Что происходит?

Бенни протянул ему рецепт, руки вдруг задрожали.

— Не знаю, папа. Я не знаю, что со мной.

Ричард кивнул на дверь за прилавком. За столько лет ее ни разу не перекрашивали, и ручка, сделанная под латунь, наполовину выпала.

— Давай поговорим. Пошли, парень.

Бенни опустил глаза, под ложечкой снова захолодило, будто он падает с высоты. Разве он пришел сюда за советом? Почему отец бросил жену в таком состоянии? А главное, куда он смотрел? Почему не пытался помочь ей раньше? Рашель давно уже запретила Ричарду появляться у них дома. «Хорошему он детей не научит». Все развалилось из-за этого человека. Но вот, пожалуйста, Бенни стоит перед ним и совсем не прочь поделиться своими бедами в надежде услышать мудрое слово. А вдруг отец знает какой-то секрет?

Ричард позвал Скотти. Тот подошел с ведром в руке, волоча за собой швабру, и отец попросил его присмотреть за кассой. Скотти многозначительно отдал честь, словно солдат курьерской армии, а потом хихикнул себе под нос.

Бенни с отцом прошли в заднюю комнату, разлинованную рядами проржавевших стеллажей. Здесь было темно, всюду висела паутина.

— Что сказал врач? — Отец заглянул в рецепт. — Доктор Харрис. Неплохой специалист. Тебе с ним повезло.

— Он думает, что это стресс.

— Судя по всему, порядочный. — Отец показал на голову сына и тихо присвистнул.

— Да, папа, у меня сейчас тяжелое время. Родители разводятся, мать практически на смертном одре. А ты как?

Бенни разозлился. Они что, вдруг начали светскую беседу и притворяются, будто ничего не произошло?

Отец повернулся и, шаркая, пошел вдоль стеллажей. Он молчал. В комнате наступила холодная тишина, в паутинах застыли пауки. Бенни слышал, как в главном зале Скотти напевает американский гимн. Ричард вернулся с баночкой таблеток, щеки у него горели. Бенни подумал, что отец вот-вот взорвется, и замер в сладком предчувствии. Хотелось, чтобы этот ворчливый, сдержанный и всем недовольный человек наконец выплеснул свои чувства.

Однако Ричард спокойно отдал сыну таблетки, отступил на два шага и отряхнул руки, смахивая с них невидимую пыль.

— Что сделано, то сделано, назад ничего не вернуть. Да, я не праведник.

Бенни смотрел, как отец подбирает слова, вытягивает их из глубины сердца.

— Я одно тебе скажу: твоя мать меня доконала. И не просто доконала, а чуть не загнала в гроб.

— Так ли уж плохо прожить остаток жизни с матерью своих детей? — спросил Бенни, удивляясь своему спокойствию. — Она тебя не предала, а это дорого стоит.

— Она из меня всю кровь высосала. — Ричард отступил еще на шаг и прислонился к стене. — Я превратился в мешок с костями, внутри ничего не осталось. Все, что давало мне силы, ушло. До последней капли.

— Ты сдался без боя.

— Не хочу никого обидеть, сынок, но разве ты не знаешь свою мать? Спорить с ней бесполезно.

Бенни хотел возразить. Сдаваться без боя нельзя. Он и сам вряд ли смог бы переспорить жену. Они с Рашелью всегда хорошо ладили, и только недавно Бенни стал понимать, какие в ней дремлют тайфуны и смерчи. На секунду он представил, что женат на ком-то вроде матери, насчет которой, надо признать, отец сказал правду: Эди была крепким орешком. Но потом Бенни вспомнил, что Рашель — его маленькая принцесса, как спокойно, почти по-королевски, она держится, в отличие от Эди с ее чувствами через край и неуемной энергией. Да, Рашель, как и мать, умела добиться своего, однако на этом их сходство и заканчивалось.

Бенни успокоился. Не то чтобы он не думал об этом раньше, однако время от времени приятно было напомнить себе, что ты не превратился в свой самый страшный кошмар — того самого мужчину, который только что дал ему таблетки от облысения. До этого момента Бенни не боялся стать похожим на Ричарда, потому что отец и не был таким человеком, пока в шестьдесят не решил жить сам по себе, весь день торчать в аптеке под лампами дневного света, слушать, как Скотти напевает патриотические песни, и ждать, когда очередной старый еврей придет за таблетками от давления, кремом для рук или клизмой. Дорога отца и сына закончилась, и теперь выяснять, что такое любовь, брак, жизнь и вселенная, Бенни предстояло самому.