Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

— Разумеется, — сдавленно подтвердил он.

— Так сделай что-нибудь! Ты и твои соратники, которые хотят положить этому конец. Прекратите терзаться сознанием собственной никчемности и бесполезности. Действуйте!

На лице Маркуса отразился шок, вертикальная морщинка на лбу прорезалась глубже.

— А я, черт побери, действую! — рявкнул он, до боли сжав запястья Лизетты. — И довольно об этом!

— Я… прости, Маркус.

Он отвернулся, вне себя от злости.

— Кажется, я наговорил лишнего, — пробормотал он.

Лизетта прильнула к полковнику, понимая, что надо его разжалобить.

— Ах, Маркус, умоляю, я не хочу, чтобы между нами все так кончилось! Я хочу и дальше вести эгоистичную жизнь!

Килиан обернулся, холодно посмотрел на нее.

— А почему между нами все должно закончиться?

— Потому что мы вернулись к реальности, к продовольственным карточкам, к скуке и нищете. Как только дело пойдет к осени, снова воцарятся голод и холод. Солдаты гибнут под пулями, евреев гноят в тюрьмах, младенцы умирают от истощения. И во всем виноват один-единственный человек! — По щеке у нее скатилась слеза — отнюдь не напускная. — Надо прекратить это!

Столь нехарактерная для Лизетты вспышка не впечатлила Килиана.

— Лизетта, ты очень молода, — ответил он резко и жестко. — Разумеется, ты напугана — за что я виню только себя. Пойми, я не могу контролировать твои чувства, я и свои-то сдержать не в силах. Но ты права, нынешние идиотские приказы должны прекратиться как можно скорей, — твердо добавил он. — Наша армия на востоке несет тяжелейшие потери и отступает так быстро, что даже раненых с собой забрать не в состоянии. А наш вождь не желает признать поражения. Операция «Цитадель» в Курске была чистейшим безумием. Советы вернули себе сотни тысяч километров захваченной нами территории и не проявляют ни тени милосердия. Впрочем, этого и следовало ожидать, учитывая, как мы с ними обошлись, даже отступая. У вермахта не осталось никакой гордости, мы всего лишь кучка варваров под началом Гитлера. — Голос полковника звучал так напряженно, что Лизетта испугалась: вдруг Килиан не выдержит, сорвется. — Миллионы наших солдат пролили кровь, но за что? — простонал он. — Мои люди! Я не могу даже приблизительно измерить всю бездну своей вины за то, что они умирают на поле боя, пока я пью вино и веселюсь с тобой в долине Луары. — Он посмотрел Лизетте в глаза. — Я знаю, мы живем, точно в диковинном коконе, но ты ведь понимаешь, что англичане и американцы в любую минуту вступят на французскую землю?

Изображая дурочку, Лизетта ответила ему встревоженным взором.

— Они вот-вот возьмут Кале. — Маркус покачал головой. — Я знаю, ты ждешь от меня большего, но в общей схеме событий наши жизни мелки и незначительны. Ты редкая женщина, Лизетта — с твоей-то стойкостью, выдержкой, твоим отношением к жизни. Не разочаровывай меня. Мы и так уже достаточно долго потворствовали своим желаниям.

Лизетта вспыхнула от стыда, осознав, что слишком далеко зашла в попытке добыть нужную ей информацию. Пожалуй, сегодня на Килиана давить больше не стоит.

— Прости меня, — покаянно всхлипнула она. — Сама не знаю, что на меня нашло. Прости, пожалуйста.

Он перехватил ее взгляд, в голос вернулась былая мягкость.

— Думаешь, я сам не испытываю ровно того же самого? Я холодею при мысли о том, что придется вернуть тебя Вальтеру, в твою отвратительную мансарду, в полунищенское существование! Я так хочу, чтобы война поскорее закончилась. Хочу, чтобы ты, Лизетта, была моей… как эти последние несколько недель. — Он с досадой пригладил аккуратно подстриженные волосы. — Проклятие, я хочу, чтобы ты стала моей женой!

Оба уставились друг на друга, ошеломленные смыслом прозвучавшей фразы.

— Прости, — наконец проговорил Килиан. — Это было… не ко времени. — Он откашлялся и, медленно перебравшись на сиденье рядом с Лизеттой, взял ее за руку. — Я понимаю, ты смущена и растеряна. — Он поцеловал ее ладонь. — Выслушай меня. Я люблю тебя.

Под его страстным взглядом Лизетта мгновенно ослабела. Вина навалилась на плечи свинцовым грузом. Глаза Маркуса сверкали от наплыва чувств, точно два аквамарина.

— Пойми, сейчас не время поступать так, как велит любовь. Мы не в силах избежать ни того, где мы, ни в какой ситуации находимся, ни кто мы такие. Знай лишь одно — если я уцелею в этой войне, то буду просить тебя стать моей женой. — Помолчав, он продолжил уже гораздо мягче: — Если ты ответишь согласием, счастливее меня не будет человека на этой земле.

Сердце Лизетты переполняли эмоции. Надо было что-то ответить, но она могла думать лишь об одном: как же Маркус похож на Люка. Сознает ли Люк, до чего похож на ее полковника? Вот же наказание!

— Ты говоришь так, словно не надеешься уцелеть. Если союзники возьмут Париж, как угрожают, ты просто сдашься и…

— Самое малое, пойду под суд.

Лизетта нахмурилась.

— Нет, Маркус. Я…

— Послушай, сейчас совершенно незачем рассуждать, что и как случится в будущем. Это неважно. Мы можем лишь жить настоящим. — Он ласково поцеловал ее. — Ну вот, мы почти приехали. Сейчас мы с тобой простимся, ты напишешь отчеты, как я просил, и отправишь их к утру пятницы. Некоторое время мы не сможем видеться. — Он нежно коснулся ее руки. — Потерпи. В следующие несколько недель я не буду принадлежать себе. Возможно, меня даже отошлют из Франции. Но ты должна понять. Возвращайся на работу, к своей жизни — и жди. Возможно, мы снова увидимся через несколько месяцев. — Лизетта вздрогнула. — А может, всего лишь через несколько дней. Ты вытерпишь? Прошу тебя, ради меня!

Лизетта ошеломленно кивнула. Как же узнать, на что он намекает?

— Я знаю, ты сегодня встречаешься с генералом Штюльпнагелем и…

Килиан нахмурился.

— С чего ты так решила?

Лизетта изобразила святую невинность.

— Слышала, как ты вчера разговаривал по телефону…

— Но тебя же не было в комнате!

— Знаю, Маркус, — отозвалась она с ноткой возмущения в голосе. — Но сложно не услышать, когда гулкий мужской бас сообщает, что на проводе генеральный штаб Парижа.

— С какой стати тебя интересует генерал или мои встречи с ним? — раздраженно спросил Килиан.

Так он и в самом деле встречается с Штюльпнагелем! Лизетта лихорадочно соображала.

— Ну, я хотела тебя попросить упомянуть мое имя.

— Что?

— Не хочу и дальше работать на банк. Наша с тобой поездка все изменила. Да и вообще, у меня же не постоянное место — так, перебиться пока. На место у тебя в кабинете я претендовать не могу, но… Разумеется, если ты не хочешь…

На лице Килиана отобразилось облегчение.

— Понятно. Что ж, конечно, упомяну.

— Правда? Спасибо! Я бы с удовольствием устроилась где-нибудь переводчиком. Мне любой отдел годится.