Пенни Винченци - Искушение временем. Книга 1. Не ангел

— Вернее, «Н» часов, — сказала довольная Джилл, когда накануне вечером принесла Селии эскиз. — И это ведь будет в цвете, да? Я сделала бы красивый зелено-голубой циферблат с вкраплениями золотой краской.

— Чудесно, — восхитилась Селия, — просто превосходно. Надеюсь, иллюстрации будут в том же стиле?

— Да, только более конкретные. Я уже говорила с художником. Мы хотим сделать полноцветные и примерно по одной на главу.

— Да, конечно, полноцветные.

Чем больше Селия перечитывала «Меридиан», тем больше он ей нравился, завораживал ее, убеждал в поистине огромном творческом потенциале этого писателя. И эта книга была не единственная: Себастьян сказал ей, что у него написано еще несколько произведений такого же плана. Селия все еще не призналась ни Оливеру, ни ММ, сколько ей пришлось заплатить автору: либо они согласятся, что книга того стоит, рассуждала она, либо не согласятся, но тогда будет уже поздно, ничего уже не изменить.

Книга была написана в жанре сказки или, лучше сказать, фантазии — совершенно оригинальной: действие происходило в пространстве и времени, параллельных нашим, но недосягаемых. Все, кто читал книжку, молодые и старые, подпадали под ее обаяние. Даже Джек, вернувшийся наконец домой из Франции и временно остановившийся на Чейни-уок поразмышлять о том, как жить дальше, сказал, что просто не мог оторваться от этой книги.

— А ведь за всю жизнь он прочел не более трех книг, — грустно заметила Селия, рассказывая об этом Себастьяну.

— Да? Интересно. Мечтаю познакомиться с ним. Литтон — и не книжник. Как-то даже странно.

— Он вам очень понравится. Он всем нравится. Однако вернемся к «Меридиану». По-моему, одна из привлекательных сторон книги — ее познавательность. Это очень важно для детей, которые будут ее читать. Родителям придется кое-что пояснять им, и дети узнают много нового. И в ней столько юмора, это мне больше всего нравится. Нет, еще сильнее меня восхищает ее необычность.

— Сказать, что мне больше всего нравится? — спросил Себастьян, глядя на нее своими выразительными глазами.

— Да, и что же?

— Что вы намерены ее издать.

— О, Себастьян, — смутилась Селия, не поняв его, потому что это случилось в первые дни их общения, — я ужасно рада, что вам нравится все, что мы делаем, я…

— Нет, вы не поняли, — уточнил он, — я не то хотел сказать, хотя и сотрудничество с вами для меня тоже важно. Но самая большая радость состоит в том, что эта книга привела меня к вам, Селия.

— Ах вот так! — удивилась она и пристально посмотрела на него. — Да, теперь понимаю.

— А вас, Селия, разве не это радует больше всего?

— Ну, как вам сказать… — неуверенно начала она, глядя на книгу, — конечно, замечательно работать с таким автором, это особая честь…

— Я не о работе говорю, — сказал он, — и вы прекрасно это знаете.

Суетясь от волнения, чего с ней давно уже не бывало, Селия нажала кнопку вызова и велела Дженетт Гоулд пригласить к ней Джилл Томас.

— Здесь мистер Брук, он хотел бы обсудить обложку.

Когда она отключила связь, Себастьян взглянул ей прямо в глаза.

— Лично я не хочу ничего обсуждать, — усмехнулся он, — но если этого хотите вы…

Конечно, про себя Селия все отрицала. Ежедневно она повторяла себе, что ничего особенного не происходит. Она вовсе не дожидается с нетерпением тех дней, когда Себастьян придет в «Литтонс», и не уподобляется тому типу женщин, поведение которых с мужчинами она никогда не одобряла. При этом она особенно тщательно следила за тем, как она ходит, говорит, выглядит и смеется, стараясь быть настолько изящной, привлекательной и желанной, насколько это только возможно. Селия замечала, что много думает о нем, но это ведь только потому, что он талантливый писатель и книга, которую он принес ей, просто бесподобна. Себастьян и в самом деле обладал чрезвычайно оригинальным мышлением, огромным обаянием и излучал сильнейшую и нетерпеливую энергию. Казалось, он не способен сидеть спокойно дольше нескольких секунд, даже просто молчать. Он постоянно прерывал любого собеседника, чтобы выразить свое мнение или предложить что-то новое. И потом, он, конечно же, был невероятно красив. Отрицать это было невозможно, как и то, что он обладал своеобразной сексуальной притягательностью. Сильной и неотвратимой. Однако Селия изо всех сил убеждала себя, что это ее не волнует, ее интересует только работа и будущее книги. Только это. Хотя Себастьян очень привлекательный мужчина. Отрицать это глупо. И тем не менее…

В конце концов, Себастьян просто дал ей огромный профессиональный шанс, и она этому радовалась, как и несомненно приятному обществу писателя. Кроме того, ей необходимо было хотя бы немного отдохнуть от житейских трудностей. Особенно сейчас. Она даже не сомневалась, что заслуживает этого.

— Какой тяжелый вздох, — сказал Себастьян, надевая пальто, в то время как Селия убирала в ящик стола рукопись «Меридиана».

— Разве?

— Да. Что-то случилось?

— Нет! Вовсе нет…

— Хотите рассказать мне? Может быть, за ланчем?

— Не о чем рассказывать.

— Тогда расскажите мне об этом «не о чем» за ланчем.

— Я очень занята.

— Я тоже. Но вы мой редактор, а также издатель. Найдется много чего обсудить за порцией хорошего ростбифа в «Симпсонз». Ну же, решайтесь. У вас усталый вид. Вам это пойдет на пользу.

Селия пошла. Себастьян оказался прав — им много чего предстояло обсудить.

Его книгу она редактировала сама, и не потому, что в «Литтонс» не нашлось бы людей, кому можно было бы ее доверить и кто оценил бы ее по достоинству, просто она боялась, что не всякий поймет, как мало там требовалось редакторской правки. Грамматика местами была немного странной, композиция несколько беспорядочной, но и то и другое отвечало немного анархичной манере повествования. Селии претила мысль о том, что какой-нибудь добросовестный редактор укоротит длинные, шероховатые и тем не менее очень связные фразы или поменяет местами придаточные предложения в строгом соответствии с правилами, но все обаяние повести как раз и состояло в этом грамматическом сумбуре. Вот почему Селия взялась редактировать текст сама. Иных причин не было.

— Есть только одна вещь, которую я предложила бы вам изменить, — сказала она, когда они устроились за столиком в дальнем углу ресторана, — это…

— Вы устали? — спросил он.

— Что? О да. Да, немного. Наверное, война всех нас утомила.

— Это точно. Но она закончилась, и мне хорошо.

— А ваша нога?

— Нет, — ответил он и улыбнулся, — ноге плоховато.

В 1916 году во Франции Себастьяна ранило в ногу. После очень тяжелой операции стало еще хуже: была занесена инфекция, и его отпустили домой для проведения еще нескольких операций на искалеченном и постоянно ноющем колене.