Герман Кох - Ужин

Клэр молчала.

— Я не смогу заставить его отступиться, Клэр. Мои действия будут истолкованы превратно.

Вместо того чтобы подмигивать, я выдержал паузу.

— Мне не стоит этого делать, — сказал я после секундной паузы.

Через минут пять после ухода Клэр из-под салфетки снова раздался одиночный писк.

Встали мы с Клэр одновременно. Я обнял ее и прижал к себе, зарывшись лицом в ее волосы. Очень медленно и бесшумно я вдохнул их запах.

Потом снова сел. Я смотрел вслед моей жене, пока где-то поблизости от пюпитров она не исчезла из виду.

Я достал мобильник Бабетты, открыл крышку и посмотрел на дисплей.

«Два полученных сообщения». Я нажал на соответствующую кнопку. Первое было от Бо. Сообщение состояло из одного слова. Без заглавных букв и без точки: «мама».

Я нажал на клавишу «удалить».

Второе сообщение было оставлено на голосовую почту.

Провайдер у Бабетты был «KPN». Номера голосовой почты я не знал. Наудачу я пролистал список абонентов и нашел под буквой «Г» «голосовую почту». Я не смог сдержать улыбки.

После того как автомат объявил о получении одного сообщения, я услышал голос Бо.

Слушая сообщение, я закрыл глаза. Потом захлопнул крышку, но не положил телефон обратно на стол, а сунул его в карман.

— Ваш сын не любитель фешенебельных ресторанов?

Я подскочил от неожиданности.

— Прошу прощения, — сказал метрдотель. — Я не хотел вас напугать. Просто я видел, вы беседовали с сыном в саду. Во всяком случае, я думаю, это был ваш сын.

Сначала я не понял, что он имеет в виду. Но потом до меня дошло.

Курящий мужчина. Мужчина, курящий у входа в ресторан. Сегодня вечером метрдотель видел меня с Мишелом в саду.

Я не запаниковал. Я вообще ничего не почувствовал.

Только теперь я заметил, что метрдотель держал в руке блюдечко со счетом.

— Господин Ломан забыл забрать счет, — сказал он. — Вот я и принес его вам. Вы же, наверное, с ним скоро встретитесь.

— Да, — сказал я.

— Когда я увидел вас с сыном, — сказал метрдотель, — я сразу понял, что это ваш сын. По осанке. У вас с сыном одинаковая осанка.

Я опустил взгляд на блюдце со счетом. Чего он ждет? Почему не уходит, а вешает мне лапшу на уши про какую-то осанку?

— Да, — повторил я, не в подтверждение слов метрдотеля, а просто вежливо заполняя паузу. Да и что еще мне оставалось сказать?

— У меня тоже есть сын, — продолжал метрдотель. — Ему всего пять. Иногда меня поражает, как он на меня похож. В мельчайших жестах. Я, например, часто тереблю свои волосы, накручивую их на палец от скуки или нервничая… Он делает то же самое. У меня… у меня есть еще и дочь. Ей три, и она — вылитая мать.

Я взял счет с блюдца и взглянул на сумму. Не стану распространяться, сколько всего можно было бы купить на эти деньги и как долго простым людям пришлось бы вкалывать, чтобы заработать такую сумму, — в худшем случае им пришлось бы неделями стоять на кухне, моя посуду под пристальным взглядом черепахи в белой водолазке. Не стану называть и саму сумму счета — а то вы расхохочетесь. Как я.

— Надеюсь, вы приятно провели вечер, — сказал метрдотель, по-прежнему не двигаясь с места. Кончиками пальцев он на несколько сантиметров передвинул пустое блюдце по скатерти, повертел его в руках и снова поставил на стол.

— Клэр?

Во второй раз за этот вечер я открыл дверь в женский туалет и выкрикнул имя своей жены. Но никто не ответил. На улице завыла сирена полицейского автомобиля.

— Клэр? — повторил я, прошел мимо вазы с белыми нарциссами и убедился в том, что все кабинки пусты. Минуя гардероб и пюпитры, я снова услышал вой сирены. Сквозь деревья напротив кафе-для-простых-людей мигали проблесковые маячки.

Мне следовало ускорить шаг и побежать, но я этого не сделал. Пусть и с мраком в сердце, я оставался спокоен. А это сумрачное чувство было лишь чувством неотвратимости.

«Моя жена», — подумал я.

Снова отчаянно захотелось побежать к кафе. Чтобы как можно скорее оказаться там, где меня, без сомнения, мгновенно бы задержали.

«Моя жена! — прокричал бы я, запыхавшись. — Моя жена там, внутри!»

Но тут я как раз и замедлил шаг. Я дошел до гравийной дорожки, ведущей к мостику. Я слышал хруст гравия под собственными ботинками, просчитывал паузы между шагами и, значит, шел неестественно медленно, точно в замедленном кино.

Положив руку на перила мостика, я остановился. Свет мигалок отражался от черной поверхности воды подо мной. В прогале между деревьями на противоположной стороне улицы теперь отчетливо вырисовывалось кафе. У крыльца стояли три полицейских «гольфа» и машина «скорой помощи».

Одна «скорая». Не две.

Мое спокойствие доставляло мне наслаждение. Я чувствовал себя так же, как и в других кризисных ситуациях (во время госпитализации Клэр, при неудачной попытке Сержа и Бабетты забрать у меня сына, во время просмотра видеосъемки); в таком состоянии я мог действовать с максимальной эффективностью.

Я бросил взгляд в сторону ресторана, у входа которого уже столпились официантки, очевидно взволнованные звуком сирены и мигалками. По-моему, среди них был и метрдотель, по крайней мере я заметил какого-то курящего мужчину, похожего на него.

Я подумал, что меня самого, скорее всего, не видно, но потом вспомнил, что несколько часов назад с легкостью опознал Мишела, ехавшего на велосипеде по мостику.

Надо было идти дальше. Сколько можно стоять на одном месте? Мне нельзя рисковать, иначе позже одна из официанток заявит полиции, что видела мужчину на мостике. «Так странно. Он стоял там просто так. Не знаю, поможет ли это следствию?»

Я вынул мобильник Бабетты из кармана и вытянул руку над водой. На всплеск приплыла утка. Я отлепился от перил и пошел дальше. Уже не в режиме замедленного кино, а в самом что ни на есть нормальном темпе: не слишком быстро и не слишком медленно. В конце мостика я пересек велосипедную дорожку, посмотрел налево и направился к трамвайной остановке. Там уже собралась кучка зевак — в столь поздний час их было немного, от силы человек двадцать. Слева от кафе начинался переулок — там я и остановился.

Едва я приблизился к крыльцу, как двери кафе распахнулись и на улицу выкатились носилки на колесиках в сопровождении двух сотрудников «Скорой помощи». Один из них шел позади носилок, держа на весу капельницу. За ним следовала Бабетта, уже без очков, прижимая к глазам носовой платок.

Из-под зеленой простыни торчала лишь голова пострадавшего. Я вздохнул с облегчением, хотя и не ожидал увидеть ничего другого. Голова была в бинтах. Бинтах, пропитанных кровью.

Носилки подняли в машину «скорой помощи». Двое медбратьев уселись спереди, двое других — сзади, вместе с Бабеттой. Двери закрылись, «скорая» съехала с тротуара, свернула вправо и помчалась в сторону центра города.