Михаил Веллер - Своими глазами (сборник)

— Все вернулись! Все!

— Три тысячи двести бочек!

— У гарпунера рука — тверже железа! — Здоровенный детина с пиратской повязкой через глаз любовно хлопает по спине светловолосого крепыша. Тот замер, осторожно гладя волосы приникшей к его груди девушки.

Внезапно юноша обводит взглядом толпу:

— А где мать?

В кадре оживление стихает. Резкая смена настроения. Люди молчат, не встречаясь с ним взглядом.

— Почему моя мать меня не встречает?

В тишине юноша бросает взор вдаль: на холме над берегом — кресты поселкового кладбища под зелеными вязами.

— Мать…

Пастор в черном приближается в раздавшейся толпе.

— Мужайся, сын мой… Нет, она жива. И ждет тебя — в твоем доме. Она уже услышала Господа, призывающего ее… Но не могла уйти, не простившись с тобой…

Кадр следующий:

Тяжело дыша от торопливого шага, почти бегом наверх на крутой берег, юноша почти вбегает в калитку: скулит и счастливо машет хвостом старый пес. Рассохшееся крыльцо, ветхая дверь: юноша влетает в дом.

И застывает: тревога на лице сменяется счастливым удивлением:

Мать, прямая и строгая старуха со следами редкой красоты в прошлом, стоит у накрытого стола и тихо улыбается.

— Мама!..

— Почему ты так тяжело дышишь? Я просто хотела встретить тебя на пороге родного дома. Люди сказали тебе что-нибудь? Глупости, мой мальчик… Материнское сердце просто чувствовало, что ты вот-вот вернешься, и от волнения я немножко ослабла. А сейчас все хорошо. Ну, помойся с дороги, сынок: я испекла твой любимый яблочный пирог. И зажарила индейку. Только мой руки как следует, а не растирай грязь по полотенцу!

Оба улыбаются.

— Теперь мы будем хорошо жить, мама! Я вернулся!

— Такую чушь могли сочинить пятиклассники в пионерлагере.

— Пятиклассники в пионерлагере начистили бы тебе чайник, если б ты мешал им так, как мне. Но я выше ваших укусов, ясно?

Кадр следующий:

Вечер в таверне: празднуется возвращение шхуны. Свечи на грубых столах, пиликают скрипки, дым глиняных трубок, эль в кувшинах и виски в квадратных бутылках, моряки с женами за одним длинным столом, смех, рассказы, гарпунер с невестой на почетном месте.

— А теперь — за того, чей гарпун принес нам удачу!

— Он получает два с половиной пая — а добыты им все паи!

— Не красней, как девушка!

— Твое здоровье!

Танцы. Все слегка пьяны, говор громок, лица раскраснелись, пламя свечей пляшет.

И мрачно смотрят из угла на невесту глаза кузнеца: при встрече с ними она слегка вздрагивает и отворачивается.

— Кто этот парень, который так на тебя смотрит?

— Не обращай внимания, милый…

Застолье распадается на группки; гарпунера угощает за своим столом колоритный старик с ногой-деревяшкой:

— В мои времена таких вещей не прощали. Два года он не давал проходу твоей невесте…

Гарпунер подходит к столу кузнеца, встающего под его взглядом. Оба чуть пьяны. Кузнец вдвое крупнее невысокого, несильного на вид гарпунера.

— Я не хочу драки в этот день. Я вернулся, и пусть будет забыто все. Но если еще раз ты на нее посмотришь… — сжимает кулак.

Кузнец заносит свой огромный кулачище.

Наступает мертвая тишина.

Гарпунер резко бьет — кузнец застывает и мешком рушится на пол. Но пока гарпунер возвращается на свое место, хлебнув из чьей-то кружки по дороге, кузнец поднимается и сзади, зверским ударом по уху… — нет — гарпунер успевает пригнуться, и удар достается одноглазому детине. Тот, даже не покачнувшись, в ярости швыряет кузнецу в голову кружку — он пригибается — кружка разносит кувшин пива в руках моряка за другим столом. Начинается всеобщая драка: женский визг, бутылки бьются о головы, разлетается мебель, рушатся перила, звенькают ломающиеся скрипки, миски с салатом надеваются на головы. И после каждого наносимого удара — замахи его стремительны и страшны — скупо и обаятельно усмехается гарпунер, обнажая ровные белые зубы: его враги разлетаются, как кегли.

Кадр следующий: утро, парень этот с кряхтением встает с кровати дома, держась за поясницу, хромая: огромный синяк под глазом, нос распух, на лбу шишка. Пьет воду на крыльце: собака в ужасе от вида хозяина скулит и закрывает глаза.

Он корчит рожи в зеркало: смех и кошмар! Погуляли…

И вдруг замечает: что-то не то… Тревожно проходит в другую комнату. А там:

Мать в черном платье лежит поверх убранной постели, бледная как смерть.

— Мама!..

— Не пугайся, сынок… Я встретила тебя… теперь все в порядке. Вчера… я не должна была портить этот день… мой сын вернулся настоящим мужчиной… Таким может гордиться любая мать.

Ну, что ты меня так сжал… У тебя будет хорошая жена. Верная, любящая… работящая, скромная, красивая. Я благословляю ваш брак. Но раньше… Раньше, чем я прощусь с тобой, раньше, чем ты женишься и станешь главой семьи… У вас будет много детей… жаль, не успела понянчить их… Уж прости старуху-мать.

Слеза стекает по его разбитому лицу на дрожащие губы.

— Мой сын не должен уметь плакать. Я запрещаю тебе. Так вот… Раньше ты сделаешь одну вещь. Обещай мне.

— Обещаю, мама…

— Помни.

— Клянусь, мать.

— Хорошо…

Я никогда не говорила тебе об отце. Говорила, что он умер, когда тебя еще не было…

Твой отец был красив, весел… по нему сходили с ума все девушки… Нет, я зачала тебя не в грехе… мы обвенчались — ночью, тайно. Моя семья никогда не отдала бы дочь за нищего бродягу… но мы были молоды, и любили, и не знали препятствий. Мы бежали; семья прокляла меня; братья искали с ружьями… я умерла бы с ним вместе.

Я прожила счастливую жизнь… каждую минуту ее я любила своего мужа. Но он, он не знал, что такое верность… кровь играла в нем, и он не мог противиться. Он изменил мне! я носила тебя под сердцем… я ушла ночью. Говорят, он искал меня долго…

Прошло уже двадцать лет. Иногда доходили слухи: он сейчас где-то на Западе — где сходят с ума по золоту и становятся миллионерами. Год назад приезжал человек из Калифорнии… он его видел… богатым…

Ты найдешь его. Это моя последняя воля. Ты отдашь ему вот этот медальон… это его свадебный подарок… Скажешь, что я любила его и была верна… я вырастила его сына настоящим мужчиной… что перед смертью я простила ему… но не освободила от слова — он навсегда мой! Только мой…

На столе, рядом с горящей в свете дня свечой — медальон на золотой цепочке: юное девичье лицо, лукавое и печальное, в обрамлении пепельных кудрей. Внизу ажурной золотой рамки — крестик, вспыхивающий крохотными лучистыми камнями.

Крестик расплывается, увеличиваясь и бледнея, сквозь него проступает массивный и простой чугунный крест.

Кладбище. Свежий надгробный холмик с крестом. Молчаливый кружок народу. Пастор со скорбным, простым и величавым лицом. Опустив головы, все расходятся. Колокольный звон плывет над старыми вязами, стелющейся под ветром травой; рваные тучи, пенное серое море. Невеста идет, обняв обеими руками руку юноши.