Тьерри Коэн - Я выбрал бы жизнь

— Не взывай к чувствам, Жереми. Я поняла одно: чтобы не свихнуться, мне лучше держаться от тебя подальше. Дети уже потеряли отца. Я хочу, чтобы у них осталась мать в здравом рассудке.

Голос ее стал суровым. Жереми, однако, чувствовал, что она борется с сомнением.

— Невероятно! Как мы могли дойти до такого? — простонал он. — Даже Тома понял, что я сегодня другой.

— Тома нужен отец. А я не уверена, что мне еще нужен муж.

— Ты мой последний шанс.

— Нет, — устало ответила она. — Я не хочу говорить об этом сейчас! Не по телефону! Не после всего, что произошло!

— Завтра будет поздно.

— Весь вопрос в том, не поздно ли уже. Скажи Тома, чтобы позвонил мне, когда проснется. До свидания, Жереми.

Жереми поцеловал Симона. Взял Тома на руки и направился к двери. В последний раз он держал на руках Тома грудным младенцем и сейчас испытал то же отрадное чувство обладания с примесью гордости и теплоты.

Тома открыл глаза, поднял голову и, моргая тяжелыми веками, посмотрел на отца. Тот поцеловал его в лоб:

— Мы едем домой.

Тома тотчас снова уснул.

Когда он вышел на улицу, ветерок ласково погладил его по лицу. Но прелесть майского вечера его не трогала.

Он подозвал такси.

Войдя в квартиру, Жереми уложил Тома в его кроватку. Он был лихорадочно возбужден. В такси его подстегивала одна мысль. Он не знал, верная ли она, но хотел попытать счастья.

В кабинете он быстро отыскал чековую книжку и бумажник, взял ключи и вышел. Он направился вверх по улице, туда, где светилась вывеска «Фото-видео». Когда он увидел ее из такси, его и осенило. Он вошел и направился к видеокамерам.

— Я могу вам помочь? — спросил продавец.

— Я хотел бы купить видеокамеру.

— Вам нужна определенная модель?

— Я возьму вот эту, — сказал он, указывая пальцем на аппарат. — Просто объясните мне, как она работает.

Тома спал беспробудным сном. Жереми позвонил в больницу, и сестра ответила ему, что и Симон спокойно спит. Потом он принялся устанавливать и настраивать видеокамеру. Это заняло время, и его одолела усталость.

Он сел в кресло. На экране видеомагнитофона появилось его лицо. Убедившись, что оно в кадре, он нажал на кнопку записи и начал:

— Виктория, эта кассета для тебя. Она, может быть, станет решением наших проблем. Я надеюсь на это от всего сердца. Я так боюсь потерять вас, всех троих.

Я хотел бы сначала рассказать всю историю так, как пережил ее я.

Я пытался покончить с собой восьмого мая две тысячи первого года. В день моего двадцатилетия. Из любви к тебе. Сегодня я нахожу этот жест глупым, хотя, как ни парадоксально, именно он привел тебя ко мне.

Восьмого мая две тысячи второго года, когда я открыл глаза, ты была рядом со мной. Чудесный сюрприз! Мне казалось, что я проснулся сразу после попытки самоубийства. Это было потрясение. Целый год жизни улетучился у меня из памяти. Такой важный год!

Вечером мы поехали в больницу. Когда ты ушла и я остался один в палате, меня сморила усталость. Тело отяжелело. Я думал, что засыпаю, но нет. Это была не усталость, а что-то другое. Я не мог шевельнуться, стало трудно дышать. А рядом со мной… Тебе нелегко будет мне поверить, но… там был человек, и он молился. Старик с седой бородой. Я испугался, очень испугался. Он казался таким нереальным и в то же время таким настоящим. Он читал кадиш, молитву об усопших, с силой и отчаянием.

Вспомнив старика, Жереми сбился и замолчал. Он знал, что очень скоро вновь переживет эту сцену, и мысль эта его пугала. Он отогнал ее и продолжал:

— Когда я снова проснулся, было восьмое мая две тысячи четвертого. Два года улетучились! Рядом со мной был ребенок, и я не знал, кто это. Можешь представить себе мое изумление, мое смятение? Я и надеяться не мог найти логичное объяснение моей больной головой. Моя мать говорила, что добрая стряпня не получается в худой кастрюле. Моя мать…

Он печально улыбнулся.

— До чего ужасно узнать, как сильно я обидел своих родителей! Я их бесконечно люблю. Конечно, моя попытка самоубийства не была доказательством любви, это правда. Но мое поведение после этого глупого поступка — вот что самое невероятное. Я был так жесток! Когда я увидел маму, то понял, что она несчастна по моей вине… А папа, он даже не пришел, он не хотел меня видеть… Я думал, что, осознав все это, сумею искупить свою вину, изменюсь, вновь завоюю их любовь.

Голос его сорвался. Он глубоко вздохнул и продолжал:

— Вечером я лег и открыл маленькую Псалтирь, которую ты мне подарила. Признаюсь, я не понимал, почему должен радоваться этому подарку. Меня никогда не привлекала религия. Ты была в кухне. Чтение некоторых псалмов ошеломило меня. Даже более того. Они меня взбаламутили и вызвали дурноту, которую я не мог превозмочь. Снова у меня возникло это чувство, будто я соскальзываю в пропасть. И опять я услышал голос, читавший молитву, тихо, но с большой силой. Опять он, старик, истово молился, закрыв глаза, сопровождая каждое слово движением руки. Как он вошел? Я хотел позвать тебя, но не мог. Я запаниковал, понимая, что сейчас усну и оставлю тебя одну с этим безумным стариком.

Он с трудом закончил фразу. Голос его слабел.

— Вот видишь, опять накатывает эта дурнота. Дышать стало труднее, руки и ноги немеют. Я обливаюсь потом. Но я должен закончить.

Он сделал глубокий вдох.

— Когда я проснулся… было… сегодняшнее утро. Я ничего не помню об этих шести годах. Только сейчас я знакомлюсь с моей новой действительностью.

Из хороших новостей — я оказался отцом еще одного мальчика. Похоже, если я что и делаю хорошего, то только это.

Плохих же — целый список, который мог бы лечь в основу бразильского сериала: ты ушла от меня. Ты меня больше не любишь. Мой старший сын меня ненавидит. Мои родители от меня отреклись. Мой лучший друг потерял ко мне всякое уважение. И все это потому, что я веду себя как последний мерзавец с людьми, которых люблю. Что за извращение! И, верх цинизма, я, кажется, симулирую амнезию, когда мне это удобно!

Силы покидали его, и он стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться. Он должен закончить! Он смотрел в объектив видеокамеры, и в глазах его была решимость.

— Виктория, ты должна мне поверить! Я не играю. Я не понимаю, что со мной происходит. Как бы то ни было, сделай то, о чем я тебя сейчас попрошу.

Я болен, Виктория. Другого объяснения нет. Что это — форма шизофрении или еще какое-то психическое расстройство? Я не знаю. Так вот, я прошу тебя поместить меня в психиатрическую больницу, и пусть меня лечат. Чтобы засвидетельствовать мою болезнь, у тебя есть эта кассета и письмо, которое я оставил на моем столе.

Завтра, если я снова стану тем, кто ломает мою жизнь, нашу жизнь, я наверняка откажусь ложиться в больницу. Тогда используй эти два вещественных доказательства против меня. Сделай это, умоляю тебя! Если ты не веришь больше в нашу любовь, сделай это для меня. Я не могу больше жить в этом кошмаре. И главное — не слушай, что я буду тебе говорить. Я лжец.