Ольга Трифонова - Запятнанная биография (сборник)

— Конечно, нет, я ведь не знал, — пробормотал, не поднимая по-прежнему глаз.

— Но не теперь, не теперь, дети, — засмеялся Петровский, — я просто поменяюсь с Николаем Николаевичем на что-нибудь настоящее из моей коллекции.

— И выбросишь, — торопливо подсказала Елена Дмитриевна.

— И выброшу, деточка.

Он мог смотреть на Елену Дмитриевну, немного щурясь, но мог.

Петровский забыл о своем намерении, и старичок в лиловом халате стоял на книжной полке все лето и осень, до того дня, когда Виктор увидел в сумерках мосластую серо-бурую фигуру Егорушки, лежащего на полу, огромными ступнями к двери. Комната была абсолютно пуста — даже голый шнур, свисающий с потолка, оканчивался лишь черным патроном.

Он шел узкой тропой через рожь. Церковь, окруженная старинными липами, осталась позади, впереди зеленел перелесок. Там росли белые и лиловые ночные фиалки. Девочки любили их собирать. Однажды увидел: Лина Шепелева наклонилась над белой свечкой в зеленой траве, задралась коротенькая юбочка, трусики сбились узким жгутом между розовым, нежным, плавным. Подумал, что, наверное, это больно, когда вот так трусики, и еще: как красиво это у девочек. Лина была очень красивая, нравилась всем. Юрка Шлепянов хвастался, что видел, когда купались в речке. У нее даже волоски уже там есть. Колосья щекотали лицо. Витя спешил, потому что знал — Лина собирает ночные фиалки, он будет помогать ей и снова увидит. В перелеске Лины не было, он пошел дальше, вдоль опушки к вырубке со стогами. Девочки ходили туда за земляникой. Справа переливалась под солнцем, меняя цвет с серебристо-зеленого на желтый, рожь; впереди, как стадо огромных страусов, толпились сосны на вырубке. Потом вдруг наступили сумерки, он бродил среди стогов один, огромный орел снялся с вершины стога и сел впереди. Страшно захотелось его поймать. Это было замечательно — принести живого орла в столовую. Лина, конечно, страшно бы удивилась, попросила погладить орла, он бы ей разрешил, а больше — никому, чтобы «не испортили». Сосед по дому в Москве, горбатый карлик Савостин, никому не разрешал гладить своего черного добермана, говорил «испортите собаку». Орел как будто ждал, чтоб подошел ближе, взял. Но брать руками не решался. И вдруг увидел корзину: огромную плетеную высокую корзину, как раз для орла. Подходил осторожно. Орел отскочил чуть-чуть, с замиранием сердца Виктор сделал еще шаг, поднял над головой легкую, невесомую корзину, орел отскочил снова. Туман длинными узкими лентами стал выползать из-за стволов. Виктор понимал, что уже поздно, надо возвращаться в лагерь, от вожатого влетит, но оторваться от сладостной медленной погони за орлом не мог. Он знал, что орел играет с ним, дразнит, что скоро он поймает его, и предвкушал гладкость и теплоту покорного тяжелого тела в руках. Наступила белая ночь, в сумраке он кружил среди стволов, и орел подпускал уже совсем близко. Из-за стога появилась Анька, и он ужасно обрадовался: сначала просто страшно обрадовался, а потом подумал, что не ему одному попадет от вожатого. Жестом показал, чтоб Анька зашла с другой стороны, тогда образовалась бы ловушка: по бокам стога, орлу некуда деться; но Анька сделала ужасную глупость — вынула из сумки огромный будильник. Он подумал: большая стрелка показывает напряжение, маленькая — ток; будильник звонил. Орел тяжело взлетел и сел на верхушку копны. Анька стояла, высоко подняв руку с будильником, и он звонил, звонил, звонил…

Виктор Юрьевич рывком соскочил с дивана, схватил телефонную трубку, не удержал, уронил на рычаг. Звонки умолкли. За окном росло, громоздилось облако над трубами ТЭЦ. Телефон под рукой ожил, зазвонил снова.

— Витя, в чем дело? Почему ты бросаешь трубку? — спросил возбужденный голос Якова.

— Ты где?

— Мы здесь все: я, Альбина и Василь. Ждем тебя в шикарном ресторане «Узбекистан». Знаешь?

— Знаю. Как твои дела?

— Порядок. Полный порядок. Василию даже объяснять было не надо, сразу же раскрутил эту бодягу назад. Приезжай скорее, ты же голодный, а мы здесь такого заказали!

— Я не могу.

— Почему?

— Читаю твой дневник.

— Как дурно, без разрешения.

— Ты же разрешил, забыл разве?

— Отдельные главы.

— Я и читаю отдельные.

— До конца далеко?

— Не очень.

— Там самое интересное в конце. Ты понимаешь, я по новой занялся энергетическим балансом.

— Не порть удовольствия.

— Ты ни на что не обиделся?

— Нет.

— Правда? Ни на что, ни на что?

— Кое-что читаю с отвращением.

— Ко мне?

— К себе. Но строк печальных не смываю.

— Я, наверное, во многом ошибаюсь, правда?

— Нет. Не мешало бы и Василию почитать.

Пауза, потом скороговорка:

— Альбиночка просит трубку.

— Виктор Юрьевич.

Тихо, в самую трубку, представил, как повернулась к тем спиной, прикрыла узкой холеной рукой с острыми длинными коготками.

— Витя, твой друг такой странный, все время говорит правду, я просто в него влюбилась.

— Напрасно. Он использует женщин в корыстных целях, а потом бросает.

— Ты приедешь?

— Нет.

— Из-за меня?

— Да.

— Это глупо.

— Отчего же. Теперь тебе нужно кадрить Купченко, а я как бельмо.

— Какая же ты все-таки гадина.

Сказала тихо, не отнимая ладони от микрофона, не изменив интонации и, в этом был уверен, выражения лица. И повесила не рывком, а плавно, понял по паузе.

На кухне испуганно шарахнулись тараканы от остатков еды на столе. Агафонов снял шлепанец, метнул в самого крупного, замершего на стене. Это было бедствие. Весь дом безнадежно заражен тварями. Не помогала едкая «Прима», ветки бузины, которые разбросала в потаенных углах Надежда Ильинична — милая, тихая женщина, приходившая три раза в неделю приготовить обед, убрать квартиру. Тараканы при очередном натиске перемещались в соседние квартиры, с тем чтобы через несколько дней объявиться вновь. Впору было съезжать из-за них, но Виктору Юрьевичу нравился район, нравилась квартира, да и перспектива перемещения, устройства на новом месте представлялась кошмаром. Анька любила и жалела тараканов, потому что они были его, Агафонова, тараканы. Один раз слышал, как говорила Надежде Ильиничне:

— Он спрашивает: «За что они нас так ненавидят, папочка? Мы ведь не кусаемся, как клопы, не грызем бумаги, как мыши, питаемся крошками, а они нас ненавидят больше всех». И папочка не знает, что ответить своему сыночку-таракашке, только задумчиво пошевеливает усами.

— На лекции в ЖЭКе говорили, что тысячу лет назад тараканы были двухметровые и еще, что настой из черных тараканов излечивает рак, — сообщала Надежда Ильинична.

Она очень любила Аньку, жалела ее, и Виктор Юрьевич один раз поймал умоляющий ее взгляд: не обижай, не мучай девочку.