Александр Кабаков - Старик и ангел

Словом, через три месяца Сергей Кузнецов женился на Ольге Шаповаловой, поставил во дворе частного дома свой «запорожец» и занял своей одеждой примерно половину шкафа в комнате жены, сильно потеснив ее немногие платья. Книги его на самодельных стеллажах поместить не удалось, зато удалось купить три чешские прекрасные застекленные полки, которые втиснули в комнату молодых. Комната эта и прежде принадлежала Оле, но в ней не было двери, проем был занавешен гэдээровским гобеленом с озером и оленем. Теперь тесть Георгий Алексеевич за полвоскресенья сколотил из обрезков досок и кусков ДСП вполне приличную дверь, поставил петли и навесил на них свое изделие, обеспечив таким образом изолированную жизнь новой семье. И даже замок в дверь врезал…

Но на ночь дверь приходилось оставлять открытой, потому что собаки, обнаружив непривычную преграду, начинали скулить. И молодожены вели себя тихо, как по отечественной традиции ведут себя все любовные пары, даже живущие в отдельных квартирах. Народный обычай беззвучной барачной любви…

Понемногу Сергей многое узнал и понял про свою новую семью. Иногда ему казалось, что он попал в старинный роман из тех, которые, при всей своей поздно обретенной страсти к чтению, не любил. Прямо какие-то тайны рождения, родовые проклятия и тому подобная чушь, которой в журнале «Юность» совершенно не было места…

Но он быстро отвлекался от этих мыслей и, на ходу кивнув тестю, поблагодарив тещу Варвару Артемьевну за ужин и поцеловав жену — в нос, ему так нравилось, потому что не обязывало ни к чему, — убегал до поздней ночи на какую-нибудь репетицию капустника в Дом ученых, где стал уже, естественно, членом совета… Если не сидел над статьей для институтского сборника или над очередной главой диссертации — тогда в доме устанавливалась мертвая тишина, тесть газетой не шуршал, а теща прекращала всякую кухонную деятельность, отложив ее на утро.

А с девушками все продолжалось, будто ничего и не поменялось.

…Сергей Григорьевич Кузнецов на этом месте воспоминаний задремал, а проснулся от того, что рядом с ним уселся новый пассажир — прежде место у прохода было свободно.

Сосед на вид был так же немолод, как Кузнецов, и нечисто, по-стариковски, брит, так что островки седой щетины, заметной против света, оставались на щеках и морщинистой шее, вдоль которой протянулись длинные вожжи вислой кожи. Когда он сел, на Сергея Григорьевича сильно повеяло запахом редко мытого и, вероятно, во всех складках опрелого тела. Этим запахом нечистоплотные старики как бы предупреждают окружающих, что скоро будут пахнуть совсем невыносимо, и тогда их, с большими хлопотами, придется зарывать в землю или сжигать — мол, готовьтесь к расходам.

Но на вид сосед был вполне симпатичный, с мягкими, смазанными чертами лица, и даже багровый рыхлый нос — впрочем небольшой, хотя и повисший — не разрушал эту гармонию. Милый такой старичок, а что грязный, так пойдите ж вы в таком возрасте поухаживайте за собой, изогнитесь так, чтобы везде достать мылом и мочалкой, не говоря уж о стрижке ногтей на ногах, вообще акробатическом фокусе, старым людям почти недоступном. От этого ногти на ногах загибаются, врастают в пальцы, под ними скапливается грязь и начинается воспаление… А одежда! Ну-ка, постирайте трусы, и носки, и майки, и кальсоны, и рубахи так часто, чтобы они по сгибам не были бурыми и не пропитывались запахом тела и выделений! Стиралка сломалась и потекла, ремонт стоит дороже, чем новая, склониться до тазика, установленного в ванне, не удается, а от стирки в раковине она забивается, и вода не сходит…

Сам Сергей Григорьевич прилагал огромные усилия, чтобы противостоять всем этим отвратительным приметам одинокой — да хоть бы и не одинокой, об этих проблемах позже — старости. Тратил на это много сил, пыхтел, втягивал живот, чтобы все, подлежащее санитарной обработке, разглядеть, смазывался недорогим индийским кремом, препятствующим тресканию кожи, и в заключение щедро прыскался отечественной туалетной водой для мужчин, ничуть не уступающей всяким французским, только дешевле раз в пять.

Так ведь Сергей Григорьевич был, ни мало ни много, действующий профессор, и к своей сравнительно приличной пенсии прикладывал какую-никакую зарплату, и постоянно выходил на люди — так что и необходимости, и возможности были у него не рядовые стариковские.

А старик, с кряхтеньем опустившийся рядом, судя по безнадежно изношенной форменной теплой куртке с надписью на спине «Облэнергострой» и теплой бейсболке с эмблемой футбольного клуба «Строитель», был отставной работяга, какой-нибудь монтажник или даже сварщик, удаленный от дел начальством в связи с немощью и большой конкуренцией со стороны приезжих.

Сев, старый строитель еще поерзал, удобней вмещаясь в кресло, и, конечно, немедленно заговорил с соседом — видно же, что тоже пенсионер, хотя одет богато. Едва открыл попутчик профессора Кузнецова рот, как к земляному запаху грязи добавился запах сырого мяса, какой бывает от плохого алкоголя, болтающегося в больном желудке. Но деваться было некуда, и Сергей Григорьевич слегка повернул голову, вежливо приблизив ухо к зловонному рту.

Первые же слова, которые он услышал, его насмерть напугали, поскольку он решил, что на фоне неожиданного спазма сосудов головного мозга у него начались психические явления типа галлюцинаций.

— Простите, что, не будучи представлен, — сказал бомжеобразный попутчик с любезной интонацией персонажа старой пьесы, — начинаю разговор. Но обстоятельства вынуждают, Сергей Григорьевич. Через двадцать минут будем на конечной остановке, вы отправитесь читать лекцию по вашему любимому сопромату, а я пойду в свою любимую чебуречную, где сто граммов дурной водки стоят всего пятьдесят рублей…

— Извините, не понимаю, о чем вы, какие обстоятельства, — Кузнецов заворочался в тесноте, с трудом доставая из кармана дубленки коробочку, где должен быть капотен от давления, — и ваша речь…

— А вы, уважаемый профессор, не придавайте значения внешнему, — перебил старый оборванец, — и даже не совсем внешнему, — тут он милейшим образом улыбнулся и, открыв рот с тремя разрозненными зубами, заслонил выдох ладонью с черными ногтями. — И о давлении не беспокойтесь, нормальное у вас давление для ваших лет, сто сорок на восемьдесят пять, позавчера в академической поликлинике измеряли… Последнее, от чего хочу предостеречь: как всякий мало-мальски культурный человек, вы сейчас вспомните удивительно популярный роман писателя Булгакова. «О, как я угадал!..» Да? Так вот: поверьте, я не Коровьев и никого и ничего из этого прекрасного, но, на мой вкус, легкомысленного сочинения в действительной жизни и нашей истории не появлялось и не появится. А хоть бы и появилось… Что, запрещено, что ли? Я же… ну, может, слышали такое выражение, если хотя бы раз смотрели американский полицейский фильм… нет?.. в общем, это называется «работаю под прикрытием», играю роль… Согласитесь, роль удобная: никакого интереса и опасения господин вроде меня вызвать не может. Только держался бы на обонятельно безопасном расстоянии, да? Словом, вот…