Ирина Волчок - Все люди — хорошие

Объяснять все это совершенно посторонней статуе, то есть Ираиде, Наташке совсем не хотелось, но та ждала, склонив голову к плечу и не отрывая от собеседницы внимательного взгляда. Видно, привыкла своего добиваться. Пришлось рассказывать, сильно упростив ход событий. Получалось так: муж из дома выгнал, убежала к подружке, а там случайно выпила, чего — сама не знает. Вообще-то и не муж, и не из дома, и не к подружке, но все это ерунда. Как теперь выяснить, на что он обиделся, и как обратно проситься — вот в чем вопрос.

В этом месте Ираида расхохоталась. Не весело, а как будто с обидой. Но сказать ничего не успела: в неплотно прикрытую дверь просунулась хитрая старушечья физиономия:

— Идка, иди, обход прокуришь опять!

— Пойдем, — сказала Ираида Наташке. — Сегодня понедельник, обход с завотделением и всей его придворной камарильей эскулапов. Ты ведь свой диагноз не знаешь? И я не знала, пока Сергей Иванович с обходом не пришел. От нашего лечащего хрен чего добьешься. А этот хоть УЗИ назначит.

Что такое «камарилья», Наташка не знала, а вот эскулап — слово знакомое, это доктор.

В палату они успели, генеральский обход еще не появлялся. Наташка обратила внимание на странную деталь: многие из ее соседок даже в ожидании врачей не дали себе труда встать и умыться, а двое и вовсе спали себе без задних ног и, кажется, не собирались просыпаться. Понятно, что больные люди, наверное, им трудно шевелиться… Но хотя бы умыться-то утром можно! К тому же — среди людей находятся, не в одиночестве.

— Где тут наш бомж? — громко спросил осанистый, «видный», как сказала бы мамка, дядечка со стопкой бумаг в руках.

Наташка и не поняла сразу, что он имеет в виду. А когда поняла, просто заледенела от обиды и почти не слышала, что докладывает видному другой, маленький и лысый. Лысый сыпал незнакомыми словами, осанистый морщился, на Наташку смотрел брезгливо, потом поднял руку и веско сказал:

— Будешь так пить — плохо кончишь. Панкреатит, цирроз печени… Ты вроде молодая, думай, — и добавил, отвернувшись: — УЗИ брюшной полости. Если изменений нет — завтра домой. Чего ее тут держать-то, без полиса… Не ешь и не пей ничего, поняла? А то обследование нельзя делать будет, поняла?

Наташка, еле сдерживая слезы, кивнула. Бомж, это надо же… Никакой она не бомж, просто прописана до сих пор не в городе, а в Малой Ивани, у матери. Кто ее в городе пропишет, кому она нужна? А это повторенное дважды «поняла?»!

Плакать в палате она не стала. Опять ушла на лестничную площадку запасного выхода. Вслед за ней отправилась, как оказалось, ее новая знакомая, Ираида.

— Вот сволочи, из-за паршивого полиса удавятся, — зло сказала она и опять закурила.

— Почему? — всхлипнула Наташка.

— Да я сама толком не поняла. Вроде бы если страховки медицинской нет, то расходы на содержание и лечение оплачивает больница. Тут парень один так и выписался. Ему сказали: платить по семьсот рублей в день, а то больничный не дадут. Он без оформления работает, больничный все равно не оплатят, но чтобы хозяин не подумал, что он прогуливает, бумажка из больницы нужна. А тебя почему бомжом обозвали? Тоже без соцпакета трудишься?

Наташка смутно представляла себе этот самый соцпакет, но работала она и в супермаркете, и у Маратика в ларьке без отпусков. А отпуск — это же вроде и есть соцпакет? В магазине у нее хоть выходной был, воскресенье. Правда, в понедельник, после ее выходного, грязи приходилось вывозить столько, что воду в ведре она меняла не шесть раз, как обычно, а все пятнадцать. В Маратиковой палатке выходных не было вообще. Так что каждое воскресенье она трижды бегала туда мыть полы. С утра, в обед и перед закрытием, как в обычные рабочие дни. Маратик очень уважал чистоту, утверждал, что если пол вымыт, то без покупки человек не уйдет. Палатка была овощная, и о настоящей чистоте приходилось только мечтать. Хоть пять раз все вымой, а разок пересыпать картошку из мешка в коробку на витрине — и опять грязь, как и не мыла.

А теперь все, отработалась. Директор супермаркета ей еще месяц назад сказала, что если она снова отпросится, то — до свидания, безработных как собак нерезаных, плакать не будем, другую уборщицу найдем. Что же касается ларька, то понятно — если из дома выгнал, то и с работы попрет, если хозяин один и тот же, чего тут непонятного-то? Можно даже и не соваться.

Короче, как ни крути, жизнь не удалась. Ни дома, ни средств к существованию. В смысле ни денег, ни одежды, ни документов, ни работы. Из-за чего же все-таки Маратик взбесился? Если бы она знала, то прощения попросила бы или еще как-нибудь…

— Что молчишь? Или ты безработная? — спросила Ираида.

— Наверное, да. Теперь… — ответила Наташка.

— Что значит: наверное, да? Ты объясни толком, тебя муж из дома выгнал или с работы уволили?

— Это одно и то же. Я у него работаю. Работала. Да и не муж он никакой. Просто вместе жили. Ну, как муж и жена… — непонятно зачем уточнила Наташка.

Дальше Ираида устроила ей настоящий допрос. Иногда их прерывали: на площадку высыпала большая веселая компания медсестер. По самым скромным прикидкам, медперсонала в отделении трудилось неоправданно много, человек двадцать. Куда их столько? На каждого больного по индивидуальной сиделке, что ли? Наташкино недоумение развеяла Ираида: сюда все операционные сестры курить ходят. Можно представить, каково приходится дядьке, который в коридоре напротив двери в импровизированную курилку лежит. Да уж, подумала Наташка, в коридоре лечиться — и так удовольствие сомнительное, а постоянные сквозняки и отрава эта папиросная, то есть сигаретная… Как он тут лечится? Больше травится, чем лечится. А медсестры даже не думают об этом. А еще медики.

Как только стайка накрашенных сестер покидала курилку, Ираида тут же продолжала допрос: какое у Наташки образование? Девять классов? Учиться не любит или за плохое поведение из школы выгнали?

На самом деле — ни то, ни другое. Успевала Наташка по всем предметам лучше всех, на одни пятерки, обладала врожденной грамотностью, то есть правило могла и не вспомнить вовремя, но инстинктивно писала так, как надо. А уж алгебру знала — вернее, понимала — лучше всех в школе. Пожалуй, и лучше самой математички. На вопрос Ираиды, почему не доучилась, Наташка сказала, что деньги зарабатывать нужно было. Сразу было понятно, что врет, но уличать Ираида не стала, просто решила незаметно знания проверить. Опять же было непонятно: если уж в город приехала, почему учиться не поступила? В училище и стипендия, и общежитие. С дипломом-то в любом случае трудоустроиться проще, да и зарплата лучше, чего в уборщицы-то подалась? И опять Наташка ей толком ничего не объяснила, если не считать объяснением маловразумительное «так получилось». Темнит что-то девчонка с синяками, темнит. С другой стороны — только-только рыдать перестала, не надо сейчас ей раны бередить, уточнить и после можно. В спокойной обстановке.