Ирина Волчок - Все люди — хорошие

— А мальчишка твой тогда как? Он упертый, я же вижу…

— А насильно мил не будешь. Пострадает немножко, в его возрасте полезно.

— А в моем, значит, вредно?

— Тьфу на тебя, совсем ты мне мозг вынес. Или наливай, или плясать пошли, народ смешить…

Танцоры вернулись. Сокольские — слегка запыхавшиеся, молодежь — довольные. Наташка, оказывается, пять лет народными танцами занималась, был у них кружок при школе. Здесь, конечно, танцы совсем другие, но очень даже весело тряхнуть стариной. Николай Георгиевич поинтересовался, можно ли считать вальс народным танцем, и если да, то любезная Наталья Аркадьевна наверняка знает этот старомодный танец, и, может быть, даже научит его если не премудростям, то хотя бы азам?

Это он лукавил. Далекий от такого нефункционального занятия, как танцы, Николай Георгиевич вальс умел танцевать с детства, отец научил. Как учил завязывать галстук четырьмя разными способами и пользоваться опасной бритвой.

На его предложение Наташка вдруг заулыбалась так, что ему на секунду показалось, что она счастлива…

Она и была счастлива. Вальс — это здорово, это настоящий романтический танец, пускай и просто игра, все равно. И почему-то ей казалось, что учить его не придется, в противном случае он бы не предложил.

Идиллическое настроение перебил Владимир. Сказал, что вальса им придется ждать здесь до морковкиного заговения. Николай Георгиевич быстро взглянул на родственника, извинился и вышел.

Компания толком не успела взяться за вилки снова, как он вернулся с группой нарядных людей — мужчины во фраках, единственная дама в темно-вишневом платье до пола. Это были музыканты. Владимир чертыхнулся про себя. До собственных музыкантов он бы не додумался. Да и денег бы не хватило, наверное.

— Вальс, — сказал Николай Георгиевич.

Он хотел пригласить ее по всем правилам, но не успел — она просто встала и молча шагнула в его объятия.

…Какая восхитительно тонкая у нее талия, как она двигается! Ему изо всех сил приходилось соответствовать, но он всегда легко воспринимал любую непривычную физическую активность и уже со второго куплета перестал думать о том, попадает ли в такт. У него слегка кружилась голова, он боялся смотреть ей в глаза и одновременно боялся оторваться от них… Когда музыка смолкла, он увидел, что Ираида исподтишка грозит ему пальцем: мол, осторожно, Колька, сделай лицо попроще. Но он не мог.

Потом танцевали все вместе, что-то пародийно-мексиканское, придурочно-разухабистое, потом цыганочку с выходом, но уже без Николая Георгиевича, потом снова медленное, но в этот раз первым пригласить Наташку успел Владимир. Он держал ее за талию, как и мечтал, и мысленно матерился: Егор, наглый щенок, не сводил с него недвусмысленного взгляда. Какие уж тут нежные незаметные прикосновения, какие намеки…

Егор бесился: придумали себе отдельную музыку! Как они, это старшее поколение, умудряются считать, что Наташке интересно с ними, интересны эти танцы динозавров под доисторические мотивы? На общем танцполе рок-н-роллы через один, у нее классная подготовка, как у хорошей гимнастки, они бы сейчас там дали шик с отлетом. Из вредности он пригласил Людмилу. А через пару минут забыл, что она подруга его матери. И на Наташку похожа, и тоже двигается неплохо. Собственно, чего это он злится? Все идет так, как он задумал: веселый парень, хороший друг… Черт его дернул тогда в кафе. Интересно, что мать скажет, когда поймет про них с Наташкой? А что, ей можно замуж выходить за кого попало?.. Даже если этот кто попало — его родной отец…

Домой разъезжались за полночь. Прощаясь, Николай Георгиевич спросил:

— Наталья Аркадьевна, вам понравилась… вечеринка?

— Очень… — Она опустила глаза. — И потанцевали, и вообще…

Это была не совсем правда. Точнее, совсем неправда. Приятно, конечно, и цветы, и музыка… Только все эти люди, такие близкие ей, с таким же успехом могли собраться дома. Она и приготовила бы не хуже, чем в ресторане. И поплясали бы, если бы захотели…

А в ресторане никто не предложил ей подышать свежим воздухом, не рассказал, какие на Севере звезды в середине марта.

Весна выдалась солнечная, но довольно холодная, снег таял медленно, к середине апреля на большом участке Сокольских кое-где еще оставались грязно-серые сугробы.

Людмила накупила кучу тематической литературы и каталогов цветущих садовых растений. По этим каталогам они с Наташкой заказали по почте множество луковиц, корневищ и семян. Людмила давно мечтала развести настоящий цветник, рекламные картинки завораживали, но все нужно было проверять: приживется ли очередная экзотическая штуковина в нашем климате, хватит ли солнца, нужны ли специальные удобрения, а если нужны, то какие? В прошлом году не до этого было, тогда заканчивали отделочные работы в доме, перевозили старую мебель и покупали новую. До участка руки у Людмилы не дошли, хорошо хоть строительный мусор по ранней осени убрали рабочие. В этом году она, не дрогнув, развернула приусадебные работы титанических масштабов. Они с Наташкой целыми днями копались вокруг дома, а в планах была еще и настоящая альпийская горка. Правда, для этого нужно множество камней, и не абы каких, а где их достать или купить — неизвестно…

Телепередачи про дом, сад и огород они ожидали с нетерпением, что-то качали из Интернета, даже завели нечто вроде дневника благоустройства двора. Совершенно неожиданно в их цветоманию включился помощник. Пусть не самый ловкий и умелый, зато однозначно перспективный. Андрюшка возился на участке вместе с ними почти каждый день, а музыку все-таки бросил, настоял на своем. Людмила сожалела, но не уважать решение сына считала непедагогичным. Наташка помалкивала, но была рада за него — хватит с ребенка и рисования. А цветник… По крайней мере, на свежем воздухе ребенок теперь часто бывает, и то хорошо.

Владимир смотрел на своих женщин с иронией, но любовно. Он так и называл про себя жену и домработницу: мои женщины. Никаких телодвижений в сторону Наташки он пока не предпринимал, но планы по-прежнему строил. За месяц он лишь однажды приехал домой после одиннадцати, и то Людмила заранее знала, что муж будет поздно. Причина звучала уважительно: корпоратив.

Людмила даже знала, что собираются мужики не на даче чьей-нибудь, не в ресторане, а в сауне, но отпустила его с легкой душой. А чего волноваться-то? Неизвестно почему, но с недавних пор ее муж стал домашним. Ни с того ни с сего. К хорошему привыкаешь быстро, сделала она попытку самоанализа. Не будет он всякими безобразиями там заниматься. Все остальные, возможно, и будут, даже обязательно будут, на то они сауну и выбрали. А он — нет. И оказалась права, он вернулся домой трезвый и слегка раздраженный. Она не стала ничего спрашивать, а если бы спросила, то услышала бы в ответ только правду и ничего, кроме правды. Напились мужики довольно быстро, ни делового, ни душевного разговора не получилось, попариться толком не получилось тоже, а уж когда решили звонить, чтобы пропорционально разбавить чисто мужской коллектив противоположным полом, Сокольский, заслуженный кобель всей компании, почему-то молча собрался и уехал домой. Мужики не поняли, но и не обиделись. Пусть его.